Браки расторгаются в аду

— Мы же не думали, что у вас обыск будет. Что вы в морг поедете за этим обрубком. Патологоанатом вас и сдал. Братец ее шухер навел. Эрик. Видать, не поверил он мне. Догадался, что не Анжела звонит. В полицию побежал. А у них бесхозный труп. Была бы она белая, ее бы всю жизнь искали. Ну, пропала и пропала. Но он сказал «темнокожая девушка». У нас же не Африка. Ее сразу и опознали. А потом стали про руку допытываться: куда делась? Мужик вынужден был во всем признаться. Описал вас: дама, мол, приходила, вся такая шикарная, кольцо с бриллиантом за отрезанную руку дала. Ему показали фото. Вы, Зинаида Андреевна, женщина приметная, даже в Москве не затеряетесь.

— Но откуда ты все это знаешь?

— Так от следователя! У меня ж с Эриком тоже очная ставка была!

— Зачем?

— Чтобы он мой голос опознал. Я ведь призналась, что звонила ему от имени сестры.

Какое-то время я молчала, потрясенная. Вроде бы все сходилось.

— Я ж понимаю, если не переведу на кого-нибудь стрелки, то мне придется за все отвечать, — вздохнула Анисья. — Вот я и подумала: толку-то от этих алкашей? Все равно до белочки допьются и подохнут под забором. Ну и подставила их.

— А заодно меня.

— Так вам все равно садиться, Зинаида Андреевна.

— Что-то тут не так. — Я взволнованно стала ходить по комнате. — А как же сказка?

— Какая сказка? — уставилась на меня Анисья.

— О мертвой царевне. Там в конце свадьба.

— Вы, часом, не тронулись? — подозрительно посмотрела она на меня.

— Мое психическое здоровье в полном порядке, можешь не сомневаться.

На самом деле, если бы не Пушкин, я бы ей поверила. Но как же гроб, который разбил королевич? «И царевна ожила…»

— Нет, что-то не так, — упрямо сказала я. — Мне надо подумать.

— То есть вы мне не поверили?

— Нет.

— Экая вы… Я во всем призналась, чего ж вам еще? В убийстве призналась.

— Не то… — поморщилась я.

— Ну так что мне делать?

— Ничего. Пока иди. Ах да! Где ты сейчас живешь?

— У подружки.

— Не у Юли, часом?

— Нет. У Паши, — вдруг призналась она. — Мы ж земляки. Вот он и приютил.

— Можешь возвращаться к себе в квартиру. Надеюсь, ты больше не будешь от меня прятаться?

— Так я и вещички с собой прихватила. — Она кивнула на сумку, стоящую у ножки кресла. — Думаю: признаюсь во всем и буду дожидаться своей участи.

— Вот даже как.

— Вместе сядем, — заверила меня Анисья.

— Спасибо тебе!

— Не за что.

— Ладно, иди.

Она встала.

— Я вам тут гостинец принесла, Зинаида Андреевна. — Анисья полезла в сумку. — Так сказать, мировую. Я ж знаю, что теперь о вас никто не позаботится. А вы небось с голоду умираете?

— Есть немного, — призналась я.

— Иван Иваныч вас диетическими супчиками пичкает, а вы стесняетесь сырого мяса попросить. Соскучились небось?

— Да, мне теперь на кухню ходу нет. Ем, что дают.

— Так я вам карпаччо приготовила. Ваше любимое. Встала засветло, на рынок сбегала, телятинки парной прикупила, — напевно заговорила Анисья. Все как в былые времена. Она достала из сумки судок и протянула мне: — Держите!

— Вот спасибо! — Я откровенно обрадовалась. Меня это диетическое питание достало. Для фигуры, конечно, полезно, но меня от овощей, приготовленных на пару, уже тошнит.

— Только никому не говорите, что я вас подкармливаю, — заговорщицки подмигнула Анисья. — А то мне влетит.

— Хорошо, не скажу, — улыбнулась я. — Иди, отдыхай. И не смей отключать телефон, слышишь?

— Ни-ни! — замахала она руками. — Всегда на связи!

И она бочком-бочком стала продвигаться к двери. Как только она вышла, в холле раздался лай. Похоже, ее опять атаковала Кики. Потом собака с визгом ворвалась в мою спальню.

— Да что с тобой? — удивилась я. — Кики, успокойся.

Мой взгляд невольно приковался к оставленному Анисьей судку. Как же я соскучилась по любимым блюдам! А тут карпаччо. М-м-м… У меня во рту скопилась слюна, и я нетерпеливо открыла судок. Хотелось тут же вцепиться зубами в мясо. Но я, как женщина деликатная, достала фарфоровую тарелочку, а из судка заботливо положенные туда Анисьей приборы. Мясо было свежайшее, на редкость аппетитное, а как пахло! Я почувствовала, что схожу с ума. Положила тонюсенький, почти прозрачный ломтик на тарелку и направилось к шкафу, где в тайном отделении была припасена бутылочка отличного французского вина.

И тут я услышала скуление, переходящее в визг. Оглянулась, и…

Кики совершила какой-то невероятный кульбит, вскочила на туалетный столик, где красовалась тарелка с мясом, и набросилась на него, будто ее сто лет не кормили, мою несчастную собаку. Потом они вместе, и тарелка и Кики, с грохотом упали на пол.

— Кики, фу! — кинулась я к ней. Но поздно: собака уже терзала кусок мяса. — Хорошо, ешь. Там достаточно для нас обеих. Я положу себе другой кусок.