Браки во Филиппсбурге

Представить себе это было нельзя. Он даже думать об этом не мог. Так же, как пятнадцатилетним мальчишкой, когда с самыми благими намерениями шел на исповедь, чтобы получить отпущение грехов, так же, как в ту пору, он напрасно пытался вдолбить себе в голову, что в жизни больше не станет лгать, не станет предаваться блудливым мечтам, не станет блудить, — эти усилия, в которые он вкладывал всю силу имеющейся у него воли, он обычно пресекал, усыпляя свое сознание, он делал вид, что не станет больше всего этого делать, но в глубине души знал, что когда-нибудь, пусть хоть через десять лет, будет лгать и предаваться блудливым мечтам, — так же всеми молотами своей воли он, точно гвозди, вколачивал сейчас в свой мозг благие намерения никогда больше не приходить к Сесили. Разве скажешь, что он несерьезно относился к своим намерениям? Если дорога в ад вымощена благими намерениями, почему же его все-таки избегают? Но какая же была еще возможность исправиться, окончательно выздороветь, если не благое намерение покончить со злом?

— Теперь тебе в самом деле нужно идти, — сказала Сесиль. — А то Бирга заподозрит неладное.

Всегда Сесиль хлопотала о том, чтобы Бирга ничего не заметила, всегда она отступала на второй план, унижалась, отказывалась, чтобы не волновать Биргу, не обижать ее. Именно это так влекло Бенрата к Сесили, благодаря этому она и была достойна любой жертвы. Любой, кроме одной-единственной.

Бенрат неверными шагами добрался до переулочка, где поставил машину. Вначале он беззаботно ставил ее перед домом, в котором жила Сесиль. Но сейчас он не мог себе даже позволить думать о Сесили. Вокруг была вражеская страна. Ему нужно иметь приготовленное заранее объяснение на случай, если он встретит знакомого, ему нужно заранее обдумать, что ответить Бирге, если она звонила в его врачебный кабинет или в клинику, если его спрашивал кто-либо из друзей, если завтра или послезавтра кто-нибудь в присутствии Бирги спросит, что он в это время дня делал в этой части города, и так далее.