Бракованные

Включаю воду и ухожу за чистой одеждой в спальню. Второй раз за день здесь и оба раза с абсолютно разным настроением. И первое мне нравилось больше, потому что в Евсеева невозможно не влюбиться: красивый, уверенный, галантный. Такому женщины свои сердца на блюдечках с золотыми каемками подавали, чего я так вознамерилась вручить свое, ожидая, что примет? Мычу от досады, хватаю халат и атласную пижаму и пулей несусь в ванную.

Это должен был быть простой договор, не обремененный чувствами. Мы бы продолжали офисные перепалки, держались за ручки перед его родственниками и разбегались по своим углам, проверяя, закрыты ли наши души на сотню замков и не сломался ли какой, чтобы неуместные эмоции не просочились. Но вместо этого оба поддались витающему в воздухе острому, горячему, будоражащему чувству, но не учли, что идти против обстоятельств не получится.

Усаживаюсь в воду, намереваясь провести здесь остаток вечера. Подгребаю пену и вывожу указательным пальцем завитки, думая, как не обижаться на подобное настроение Евсеева и не пытаться лезть к нему в душу.

Прикрываю глаза и опускаю голову на бортик. Еще завтра предстоит выдержать целый день в офисе, лучше сосредоточусь на нем. Прокручиваю план на рабочее время, думаю, к кому в отдел придется зайти, а кого попросить доставить нужные документы. План вырисовывается отличный: я могу почти весь день просидеть в приемной и даже не выйти, если все будут идеально выполнять свою работу, потому что после произошедшего ни одного лицемера видеть не хочется.

– Пустишь погреться? – из задумчивости меня вытягивает знакомый голос. Мирослав медленно приближается, тянет рукава водолазки вверх до локтей и присаживается на бортик ванной. Ладонь опускается в воду, пока я загипнотизированно за всем наблюдаю, и обхватывает мою лодыжку, легонько массируя и скользя по голени до колена.

– Ты выбрал очень убедительный способ, – улыбаюсь и все же распрямляю ногу, выбираясь из плена его умелых рук. Мирослав снова входит в режим того мужчины, от одного вида которого сердце бешено колотится в груди и посылает жаркие импульсы вниз живота, и я сдаюсь. – Залезай.

Двигаюсь вперед, дергаю пробку, выпуская лишнюю воду, и рассматриваю кран, когда слышу плеск позади. Мир опускается медленно, устраивается удобнее и притягивает меня к себе, укладывая на грудь. Слышу, как грохочет его сердце, подталкивая ритмом и мое. Он кладет ладони мне на живот и нежно гладит пальцами кожу.

– Спасибо, что была со мной сегодня, – говорит тихо, но твердо, – и что не лезла и дала все спокойно обдумать, – губы касаются виска, и я не сдерживаю усмешки. – Молчание тяжело далось? – угадывает ход моих мыслей.

– Очень, – соглашаюсь, не думая притворяться. – Ты ведь знаешь, что я ненавижу, когда что-то не под контролем. Я даже привычку готовить завела, потому что хотя бы в маленьких пределах могу четко управлять ситуацией, – меня пробивает на откровенность. И вроде бы говорить должен Мирослав, ему сейчас тяжелее, но не могу остановить поток слов. – А с тобой получается так, что все идет без моего участия: слив фото, осуждение в офисе, и мне приходится отпускать все, а это тяжело, я так не умею.

– Еще и я несговорчивый, – посмеивается Мирослав, поддерживая мои возмущения, но я уже заведена до такой степени, что соглашаюсь, не распознавая иронию в интонациях.

– Да! – Сажусь вполоборота, прикрывая пеной грудь, но Евсееву добраться до нее на ощупь это не мешает. – Потому что я хочу быть в курсе ситуации, а ты только хмуришься и… ах… – с силой втягиваю воздух, потому что Мир сжимает пальцами мой сосок. – Мы так не поговорим.

– Поговорим. Вернись, как сидела. – Он разворачивает меня, снова укладывая спиной на свою грудь, но ласки не прекращает. – Ксюша, я не делюсь с тобой своими проблемами, потому что в состоянии решить их сам и потому что не привык обсуждать со своими женщинами дела. – Набираю побольше воздуха в легкие, чтобы объяснить Евсееву, что сравнивать меня ни с кем не стоит, но он, ловко приподняв меня и усадив на свои ноги, прикусывает кожу на шее, вынуждая умерить пыл. – Я уже понял, что ты совершенно ни на кого не похожа и, по какой-то счастливой случайности, тебя интересую я целиком. Это мне очень льстит. Но такого формата отношений у меня никогда не было, я четко знал, что могу дать и что получу взамен, – пальцы одной руки скользят по половым губам, а другой – сжимают сосок, – разумеется, это касалось материальной сферы. Ты же орудуешь в другой. И я готов тебя в нее пустить, – он оставляет поцелуи на шее, мешая мне сосредоточиться. Снова испытывает, а я сегодня слабачка и легко сдаюсь, – но только если твои намерения такие же серьезные, как и мои.

– Намерения в отношении чего? – соображать все сложнее, особенно когда палец оказывается внутри меня.

– Нас. И меня, в частности.