Бракованные

– Ты правда думаешь, что я бы лезла к тебе в голову, если бы мне было плевать? – Опускаю ладонь на его затылок и чувствую мурашки. – И что я бы переспала с тобой, если бы хотела просто развлечься? – Он добавляет второй палец и ускоряет темп. Прикрываю глаза и сдерживаю стон, потому что нужно договорить. – Ты мне нравишься, Мир, как мужчина, а не только как босс. Как босс даже не очень нравишься, но, пожалуйста, давай уже закончим разговор, потому что я тебя хочу.

Он усмехается и резко встает, помогает подняться и мне, переставляет меня на пол, а затем выходит сам и обрушивается на мои губы поцелуем. Он не похож на всех, кто был до. В нем больше желания, больше дерзости и власти. Мирослав не давит, но явно ведет, а я поддаюсь, потому что невозможно не сдаться, невыносимо отбирать инициативу, когда он целует так пылко, дразнит языком мой и обводит губы.

Мир подхватывает меня на руки, вынуждая обвить ногами торс, и усаживает на стиральную машинку. Не хочу его отпускать, обнимаю плечи и прижимаюсь своей грудью к его. Рядом с Мирославом невозможно хорошо, он толкает нас обоих в безумство. И я чувствую, что поступаю правильно. Все идет так, как должно. Руки сжимают талию почти до боли, Евсеев прикусывает горло, спускается ниже, ласкает соски губами и языком, а после возвращается к ключицам, выпрямляется и, не разрывая зрительного контакта, медленным движением заполняет меня.

Выдыхаю в его рот, прикусываю нижнюю губу и усмехаюсь, потому что Мир не дает себя поцеловать: качает головой и отстраняется. Не позволяет мне отвлекаться, вынуждая чувствовать каждый толчок, мучительно плавное движение назад и такое же тягуче неторопливое вперед. Закатываю глаза, нахожу опору за спиной и двигаюсь, еще ближе к краю. Мирослав ускоряется, испытывает выдержку обоих, хрипит и тяжело дышит, но меня эти звуки возбуждают лишь сильнее, как и шлепки тел, вульгарные, но сейчас как никогда подходящие.

Потому что мы словно дикари, не видевшие друг друга сотню лет: целуемся, рычим и сталкиваемся, сплетаемся всеми частями тела. Не довлея, не подчиняясь, а глаза в глаза, и от осознания внутри колотит, как от лихорадки. Мир тянет меня к себе, зарывается пальцами в волосы и целует бесконечно сладко. Обхватываю его талию и скольжу ладонями ниже. Сжимаю его ягодицы ладонями, подгоняя, и утыкаюсь лбом в его грудь, когда меня накрывает сумасшедше горячей волной. Дрожь пускается по телу, коленки дрожат, а в позвоночник словно запускают иголки, потому что спина так и норовит прогнуться. Миру требуется немного больше, еще несколько движений, грубых и резких, и мы вместе проваливаемся в негу, выныривая, только когда в дверь звонит курьер.

* * *

Две недели спустя

Мы привыкаем к новым реалиям. У Мирослава появляется больше обязанностей, у меня – еще больше работы. Мы кружимся, входим в привычный темп, добавляя к рядовым рабочим диалогам как бы случайные прикосновения, долгие взгляды и томные улыбки. Мир больше не давит, не напирает, и я наконец втягиваюсь в сумасшедший ритм, подстраиваясь под своего мужчину.

В том, что Мирослав действительно мой, убеждаюсь каждый день. Он не устает об этом напоминать утром, пока мы опаздываем на работу, и ночью размеренно и методично. И я даже почти не думаю о том, что в наших жизнях все пошло не по самому лучшему сценарию: босс и подчиненная, самый клишированный из всех возможных союзов, но мне плевать. Особенно когда Евсеев меня в очередной раз целует и многозначительно смотрит на каждого, кто осмеливается бросить на нас осуждающий взгляд. Да, он защищает меня, как дракон оберегает сокровище, и я нагло пользуюсь этой опекой.

Отдаю ровно столько же: стоически отбиваюсь от всех встреч и умасливаю начальников отделов, когда Мир срывается в больницу, потому что Яков Игнатьевич приходит в себя. Стараюсь подбодрить, когда сама же приношу с корреспонденцией вызов в суд. Поддерживаю, когда Оля после той ссоры в больнице уезжает в неизвестном направлении, забрав детей и оставив мужа, который выглядит не менее потерянным, чем все мы. И только Ева Игнатьевна сокрушенно качает головой. Она точно что-то знает, но сына посвящать во все подробности не спешит.

– Хорошего рабочего дня. – Улыбаюсь, останавливаясь в приемной, настроение на удивление на высоте, несмотря на все наши проблемы, они сегодня кажутся особенно решаемыми. Поправляю его галстук и разглаживаю воротник пиджака. У Мирослава, как всегда, день забит от и до, и это единственное время, в которое я могу себе позволить еще немного побыть наедине с ним.

– Хорошего дня, Ксюша. – Замирает на несколько мгновений рядом, снова увлекая меня в плен своего горящего взгляда, а затем резко выпрямляется и идет в свой кабинет.