Брамштендте - Йозеф Геббельс (Ростов-на Дону, 2000)

Геббельс решил, что нужно провести новую массовую кампанию с целью убедить население в необходимости поддержки правительства, и осенью 1943 года по стране прокатилась организованная им «волна митингов», ставшая проявлением «третьего принципа» в отношениях между Геббельсом и публикой, состоявшего в том, что людей нельзя оставлять наедине с их размышлениями о трудностях жизни и отвратительной изнанке войны; напротив, им нужно постоянно внушать ненависть к врагам, используя «благоприятные возможности», создаваемые интенсивными воздушными налетами.

Массовые митинги заряжали людей фанатизмом и злобой по отношению к англо-американским «воздушным террористам», но далеко не всех удавалось одурманить таким способом. В мае 1943 года Геббельс заметил в дневнике, что «в германском обществе произошла интересная трансформация: те, кто и раньше верили в победу, теперь уповают на нее с особым фанатизмом; тогда как «пораженцы» (в основном интеллектуалы) сбивают с толку себя и других пессимистическими репликами. Нужно подбодрить оптимистов и одернуть сомневающихся; нужно дать лояльным гражданам надежные аргументы для опровержения доводов пораженцев». И такие «надежные аргументы» были найдены: их в арсенале нацистов всегда было достаточно.

Шесть месяцев спустя Геббельс заявил: «Наша серия митингов имела грандиозный успех. На них пришли многие тысячи людей, залы и площадки были переполнены». В то же время стало появляться все больше сообщений о разоблачениях, арестах и наказаниях «пораженцев», причем объявления о вынесении и исполнении смертных приговоров «за пораженческую агитацию» делались намеренно широко. Геббельс с мрачным удовлетворением записал в дневнике, что «после исполнения нескольких смертных приговоров любители поворчать прикусили язык, и на всякого рода пораженцев это подействовало отрезвляюще». Смертный приговор (среди многих других) был вынесен, например, госпоже Шольц, сестре писателя Э. М. Ремарка, эмигрировавшего в США, и советнику Теодору Корселту из Ростока, случай с которым особенно показателен. Советник был арестован за то, что, находясь в трамвае и услышав о свержении Муссолини, сказал своему собеседнику, городскому чиновнику и члену нацистской партии, что немцам нужно сделать то же самое и отправить фюрера в отставку: «Победы нам не видать, — сказал Корселт, — мы все здесь сгорим заживо!» Дело было после сильного воздушного налета, последствия которого служили наглядным подтверждением его словам. Народный суд приговорил советника к смерти за то, что он, «будучи официальным лицом, нарушил клятву верности фюреру». «Теперь, — удовлетворенно заявил Геббельс после проведенной кампании митингов и устрашения, — достаточно будет хотя бы одной победы на фронте, чтобы настроение в тылу изменилось коренным образом».

Четвертый принцип, на котором строились отношения Геббельса с публикой, состоял в том, что аудитории следует преподносить легко усваиваемую смесь из пропаганды и развлекательной информации. В этом отношении Геббельс оказался более дальновидным, чем многие из его коллег. Он ясно понимал, что и радио, и кино, помимо исполнения своей главной, пропагандистской функции, должны служить своего рода «предохранительным клапаном» для общества, уставшего от трудов и военных невзгод. Поэтому тяжеловесные радиобеседы «в духе Розенберга» перестали удовлетворять слушателей. Радио должно было обслуживать массовую аудиторию, а не избранное меньшинство, и его программы нужно было строить в расчете на средний уровень слушателей, а не на вкусы немногочисленных интеллектуалов. Геббельс внушал своим подчиненным, ответственным за передачи германского радио, что дикторы и продюсеры должны считать своей аудиторией «весь народ, а не его отдельные группы». Он решил перестроить работу радио, приспособив его к желаниям слушателей, не ослабляя при этом пропаганды военных усилий. И ему нравилось думать о себе как о «знатоке человеческих душ», интуитивно угадывающем пристрастия публики: «Публика хочет получать объективное освещение событий, лишенное сенсационной окраски и не слишком тенденциозное, — замечал он в дневнике в декабре 1942 года и с удовлетворением заключал, — в целом вкусы публики совпадают с моими намерениями; могу сказать, что я очень тонко улавливаю переживания и чувства широких масс». Это заявление звучит хвастливо, но оно имело под собой основания. По словам Геббельса, диктор, появляясь перед микрофоном, должен решить две главные задачи: «информировать массы, а также развлечь и успокоить их. Можно и нужно сочетать идеологическую обработку с развлечением».