Брамштендте - Йозеф Геббельс (Ростов-на Дону, 2000)

Понятно, что Геббельс счел целесообразным напасть в очередной статье на «отщепенцев и предателей нации, возымевших опасную привычку выступать против интересов своей страны». «Эти глупцы, — говорил он, — не понимают, что на карту поставлено не существование режима, а их собственные жизни, как и существование всей нации». Геббельс признал, что «существует совершенно незначительная прослойка людей, которую противник считает подходящей мишенью для ведущейся им «войны нервов» и которых министр обвинил в намеренной необъективности: «Это пораженцы и соглашатели, легко поддающиеся вражеской пропаганде. Они восхищаются англичанами и их отношением к войне — но только потому, что сами не имеют качеств, вызывающих их поклонение».

Геббельс горячо настаивал на том, что немцы обладают не меньшими достоинствами: решительностью, энергией и абсолютной верой в правоту своего дела. «Если бы это было не так, — говорил он, — мы просто не смогли бы выжить в окружавшем нас мире мстительной зависти!»

В свое время Бисмарк сожалел о том, что многим немцам не хватает «гражданской смелости»; теперь Геббельс тоже взялся восхвалять это качество, возможно, не понимая того, что оно противоречит самой сути тоталитарного режима. «Настоящий гражданин, — заявил он, — с достоинством отвергает домогательства врагов; мы, немцы, научились ценить это качество во время войны; оно называется — гражданская смелость!»

Теперь Геббельс почти не питал иллюзий по поводу военного положения Германии, которое непрерывно ухудшалось. В очередной статье он пытался, не говоря всей правды, рассказать о гигантском танковом сражении, разворачивающемся на Восточном фронте. Он уже знал, что июльское наступление германских сил под Курском провалилось и что неутомимый противник вводит в бой все новые силы, но не говорил об этом прямо своим читателям. Его пресс-секретарь фон Овен сделал тогда мрачную запись в своем дневнике: «На Востоке наши попытки оторваться от противника так и не привели, после Сталинграда, к стабилизации фронта. Трудно поверить в то, что все это происходит «по плану». Доводы насчет того, что «сокращение фронта дает нам преимущество», звучат уже совершенно неубедительно. Провал наступления под Курском окончательно деморализовал наших солдат; они чувствуют себя еще хуже, чем после Сталинграда. Поражение под Курском нанесло самый тяжелый, даже непоправимый удар по нашим надеждам одержать победу на Востоке. Солдаты потеряли уверенность в силе и стойкости нашей армии».

В конце августа 1943 года министр пропаганды впервые сказал фон Овену, что немцы, возможно, проиграют эту войну. Ситуация на Востоке и в Италии и непрерывные бомбежки с воздуха делали такую возможность вполне вероятной. Геббельс заявил, что принял решение на такой случай: «Если наши враги восторжествуют, я без колебаний расстанусь с жизнью. Либо мы преодолеем кризис — а я брошу на это все свои силы! — либо придется в очередной раз склониться перед силой духа англичан и пустить себе пулю в лоб!»

Примерно за месяц до этого состоялась беседа доктора Герделера, главы германской оппозиции, с фельдмаршалом фон Клюге; Герделер уговаривал фельдмаршала свергнуть Гитлера и предпринять шаги к окончанию войны; он сказал: «Если хотите, я приглашу к вам в союзники господина Геббельса или господина Гиммлера, потому что они давно уже поняли, что с Гитлером они обречены на гибель!» Так или иначе, но факт состоял в том, что Геббельс лучше понимал действительное положение вещей, чем многие другие представители нацистской верхушки. 7 ноября 1943 года он записал в дневнике: «Мне кажется, что мы все иногда как-то слишком легко воспринимаем войну. Жизнь уже стала слишком суровой, а борьба теперь ведется не на жизнь, а на смерть. Чем быстрее осознают это все немцы, и особенно наше руководство, тем лучше будет для всех нас. Будет очень жаль, если в какой-то момент войны нам придется сказать самим себе: «Мы сделали не все, что могли, и спохватились слишком поздно!»

5. Главные заповеди войны