— Да, да, иначе его не убедишь. У нас на заводе нашлись два таких же поросенка, правда, чуть постарше: сбежали в Западный Берлин. Думали, им все предоставят даром: шоколад, апельсины, бананы. Как бы не так! Никому они там оказались не нужны, своих лоботрясов девать некуда. Вернулись обратно, словно побитые собачонки. Хлебнули «свободы» и «демократии»!
— Вилли отец приваживает…
— Не называй его так! Не отец он мне! И Вилли, если уйдет в «Дрюбен», перестанет быть братом. Я ему так и сказала.
— В кого ты такая… непримиримая? — вздохнула Фрида. — Смотри, солоно придется тебе в жизни. Таким людям жить нелегко. Потому и женихов у тебя нет настоящих. Отталкиваешь своим характером.
— Мне женихов не надо. Я за дипломную взялась.
— Диплом дипломом, а муж мужем. Не остаться бы тебе одинокой, красавица.
Линда пропустила слова матери мимо ушей.
— Мама, собирайся в кино!
— Что за кино? Как это так вдруг?
— Вовсе не вдруг. В Доме дружбы. Сегодня там картина очень хорошая — советская, студии «Мосфильм».
— До того ли мне, дочка? Пошла бы лучше с подругами.
— Нет, нет, я хочу с тобой. Ты моя лучшая подруга, — Линда обняла мать, поцеловала ее в седую прядку и, напевая, пошла умываться.
Душевная дочь Линда, чуткая, заботливая. Знает, что у матери тяжело на сердце, вот и развлекает ее, поведет то в кино, то в театр, или книгу принесет интересную.
Фрида включила кофеварку. Сегодня ей удалось купить натурального кофе. Линда любит покрепче.
Прежде Фрида совсем не читала книг. Да и кто из обремененных семьей «хаусфрау» успевал читать? А теперь простые берлинские женщины читают. Есть даже такие, которые выписывают газеты. Начали шевелить мозгами, размышлять.
Название книги, которую Линда принесла из библиотеки Дома дружбы, такое, что она словно бы предназначалась именно Фриде Кампе: «Мать». Имя русского писателя тоже примечательное: по-немецки означает bitter[99]
. Такое имя он взял потому, что жил смолоду горькой жизнью бедняка, познал все невзгоды простых людей. Про эту самую безрадостную жизнь он и пишет в начале своей книги, а потом про то, как лучшие русские люди решили изменить эту жизнь — свергнуть царя и других господ.Пишет Максим Горький очень просто и понятно — не так, как иные прежние немецкие писатели, которые выдумывали всякую ерунду. Люди в его книге встают перед глазами живые — словно бы Фрида сама их знала когда-то. Взять хотя бы Пауля Власова. Он хоть и русский, а удивительно похож на покойного брата Бруно. И совсем так же флаг нес перед колонной демонстрантов — как Бруно в двадцать девятом году. И так же его арестовали полицейские. Только Бруно потом замучили в концлагере, а что стало с Паулем — неизвестно. Может быть, он остался жив?
Спросила Линду. Но дочь тоже не знала:
— Так уж кончается книга, мама. Наверное, Пауль участвовал потом в Октябрьской революции и в гражданской войне. А ты не находишь, мама, что между вами есть сходство? Между тобой и Ниловной?
Фрида от удивления приоткрыла рот:
— Что ты! Что ж между нами общего?
— Ниловна была такая же честная работница и заботливая мать, как ты. И потому она пошла за своим сыном Паулем.
— А я? Разве я собираюсь идти за тобой? Где уж мне!
— Да. Ты, мама, Человек другого поколения, тебе очень трудно перестроиться, но все же мы с тобой делаем одно дело. Мы с тобой политические соратники.
Фрида тихо рассмеялась:
— Ну и сказанула ты, Линда! Какой я «соратник»? Я человек, далекий от политики.
— Вот уж неправда! Ты принимаешь самое активное участие в политике. В самой большой — в практической.
Линда начала горячо объяснять матери, как она своим трудом строителя наносит сокрушительные удары противникам ГДР.
Фрида только отмахнулась:
— Что ты, Линда! Оставь! Зачем нелепые преувеличения?
Времени до начала кино оставалось достаточно. Линда предложила прогуляться до Дома дружбы пешком. Дорогой она не переставала говорить о Ниловне, о том, как революция в России изменила судьбу женщин. Может быть, Линда знала содержание кинокартины, потому что фильм, который они смотрели, показался Фриде продолжением книги Максима Горького.
После революции, прогнав царя и важных господ, простые русские люди засучили рукава и принялись за дело. Кто строил завод, кто пахал землю, кто учился на рабфаке так же, как теперь Линда. Советской России тоже требовались свои специалисты, своя трудовая интеллигенция.
Но грянула война: проклятый идиот Гитлер послал вермахт завоевывать Советскую Россию. И тогда русские мужчины пошли в окопы, а женщины стали делать для них снаряды и патроны. Многие русские солдаты погибали. Но умирали они по-человечески, а не по-геройски. Потому и жалко их было по-человечески, этих простых людей, которые не хотели воевать и умирать, оставлять по себе несчастных вдов и сирот.