Миха спустился, вошёл в тенистое село, и у женщины толкающей спущенный велосипед, спросил дом головы Крыленко.
Затерялся дом головы среди одинаково мирных хуторских хат. Частые грабительские набеги и войны научили людей жить в убогих снаружи стенах; богаты здесь дома - уютом души.
Маленькая, юркая женщина встретила Мишу подготовлено, показала ему комнату с открытыми в сад окнами; на застеленной вышитым покрывалом кровати, - подушки как матрёшки пирамидой сложены, аж спать захотелось. Хозяйка принялась стол застилать, даже и слушать не желала, что парубок уже отобедал; человека с дороги не покормить - греховное дело для когда-то полупустынного края.
...Вечером за ужином, в тёплом вечернем дворе, под светом ожившей метеликами лампочки, Миха узнал, что если бы не зять, Василий Николаевич, ни за чтобы не стал летнюю кухню переделывать, у него столько дел в колхозе, времени на себя совсем нет, не до кухни летней.
А жена Нила Семёновна, тут же вставляла: - Надо, надо, давно пора.
Ещё оказывается, принят Миха, как очень надёжный мастер, самим зятем посланный; всё сразу усилило вызревающую тут ответственность.
Утром начали подвозить стройматериалы конными подводами.
Первый ездовой привёз песок и цемент, разгрузил, подмёл кузов телеги, застопорил задний бортик, сел на табуретку в угол стола и произнёс: - Марфута! - принимай работу...
Нила Семёновна выбежала с графинчиком и рюмкой, налила ездовому самогон, положила блюдечко с нарезанными помидорами и огурцами. Человек, снял фуражку, - выпил и ахнул, похвалил напиток.
- Ещё пятьдесят? - спросила хозяйка.
- Не, не, мне на ферму, - суданку целый день возить под солнцем.
На ходу закусывал, надел фуражку, отвязал повод, поправил тренчики, и чмокнул громко коням, - зазвенела повозка по сухой грунтовой улице села.
Другой ездовой привёз доски и бруски; разгрузил, сложил, отогнал мажару со двора, и принялся громко хозяйку кликать, пусть увидит: какое задание нужное он выполнил, очень передовое дело сделал. Кричит:
- Марфута, принимай работу!
Марфута вынырнула из занавешенной плотною марлею двери, в руках графинчик и мисочка с закуской. Налила сто грамм, хлопает ладоши: коз выдоила, давно в черед отогнала, а ночата ещё не поенные блеют, побежала...
Ездовой принялся рассказывать незнакомому каменщику и плотнику, сколько добра ежедневно людям делает, рассказывает подробно, можно подумать тот тех людей по именам всех знает, - будто со дня основания Бранкоиваново тут живёт.
Хозяйка пронеслась, снова порхнула под марлею.
- Марфута! Ещё в стаканчик налей. Не бойся, Николаевич не узнает, не выдам.
Налила Нила и убежала...
Ездовой довольным пошёл, уже одно доброе начинание сделал; решётчатые борта, новый гуж, подпругу щупает, словно хочет ещё раз убедиться в прочности колхозной упряжи. Всю войну гужом орудия тягал, выставит на передовой пушку и в тылу ждёт, когда снова прикажут менять орудиям место фронта. Медали есть, и получил справную военную плату за все четыре года громкой войны, - одним разом ему их выдали.
В Германии: русскую упряжь - на немецкую поменял; взял пять копеек за уворованные тысячи, ...и тому рад. Погнал коней. Поехал разговорчивый человек, дальше добрые дела делать.
В Ставковое, поехали выписанный кирпич получать на кирпичном заводе у Ведуты. В ночную смену грузовик грузиться будет. Площадка складская стынет пустотой, у Ведуты кирпич остывать не успевает; прямо из печи жжёный камень выбирать приходится. Труба высокая годами без перерыва дымит - глину в камень превращает. Выборщики кирпича из печи, - самые важные люди ночной смены, сам Ведута, тоже грузчиком на старом заводе когда-то работал. Не хватает рабочих кадров.
Вытянули в ночную смену Игорёшу Сокатого, сухощавого, задиристого мужичка; приехал на велосипеде с усиленными стойками багажника. И тут же принялся рассказывать, что когда Ведута ещё пастухом бегал, отец его тогда, председателем исполкома в районе сидел, он говорил: что каждое поколение свою порчу в историю приносит: кровью, потом, и позором записываются обновлёнными людьми уходящие четверти столетии. Неважные поколения теперь порождаются.
Сокатый, с каждой смены по четыре кирпича отобранные из глубины обжига, на багажнике велосипеда увозит. Кирпичи звенят, как амфора старинная с вином. Он на отделку старого дома собирает прочный материал, десятки лет копит кирпич, облицевать глиняные стены хочет.
- Игорёша! - кричит пожилому человеку толстая мастерица, - залезай в шестую печь, сразу нашу машину загрузишь, потом Бранкоиваново в пятой на очереди.
- Без тебя знаю! - огрызается Игорёша, и не торопится шестую печь разгружать. - Мне за горячие работы не добавляют! В печи ещё опасная температура стоит, платили бы "горячие" - я бы уже на пенсии числился. А так, без меня мою работу никто не сделает; нарушать охрану труда - никому не разрешается, и Бранкоиваново мне не указ, у них свой кирпичный заводик есть. Пусть у себя утро остывающее ждут!