Санька многозначительно хмыкнул, а Игорь указал на довольно крепкое деревянное здание, прятавшееся в заснеженных ветвях окружающих его деревьев:
— По-моему, вон там обитают органы власти. Как я понимаю, нам туда?
— Твоя ошшенно правильно понимай! — согласился Пашка, имитируя шелестящий голос Помогая. — Гля, и флажок для нас вывесили. Знали, гады, что искать будем! «Верной дорогой идёте, товарищи!» — изобразил он дедушку Ленина. Выставив ладонь в направлении сельсовета и наклонив голову, он первым целеустремлённо двинулся вперёд. Мы, естественно, последовали за ним.
— Эх, на крутой бы таратайке сюда подрулить, — посетовал Игорь. — С нами сразу по-другому запоют. А то будто цыгане с автобуса слезли. Чё т мы тормознули, а, Вовчик?
— Да какие проблемы? Прошу!
Рядом с нами возникла та же машина, на которой мы совершали марш-бросок в иное измерение. Только теперь она блестела, как соплями намазанная и следов перенесённых ею издевательств даже и намёка не было.
— Моя ж ты ласточка! — растроганно запел Игорь, мгновенно преображаясь. — Как же я по тебе скучал!
— А сказать не мог? Я как-то и не того… Мне оно без надобности.
Санька заозирался:
— Ты бы народ-то не пугал… Изобразил бы, что она к нам издалека подъехала, что ли? А то прямо из воздуха…
— Где ты видишь народ? — гыгыкнул Пашка, занимая плацкарту на заднем сиденье и пропел ужасным фальцетом: — «Снова вымерло всё до рассвета!..»
— «Замерло», Паш, «замерло», — поправил его Игорь, любовно оглаживая машину, и, когда «певец» в ответ лишь презрительно хрюкнул, сочувственно вздохнул: — Бедная, несчастная та «Гармонь»!
— Я не понял, — Санька медлил с погрузкой себя в кабину. — Мы чё, эти два метра ехать в консервной банке собираемся? Я, вообще-то, могу и пешком туда дойти. Воздух-то здесь какой, а? — Он помахал перед носом ладонью, принюхиваясь. — Полезно и подышать.
Я его поддержал:
— Догоняйте. Мы — пёхом.
Воздух здесь и впрямь был чудесным. Чистым, звонким, морозным. Ни ветерка. Снежинки мягко падали на землю, тихо дополняя нарисованную за ночь картину. Из труб некоторых домов поднимались дымки, донося приятные запахи домашнего тепла.
— Я бы здесь и пожить не отказался, — поплотнее запахивая на себе не по сезону лёгкое пальто, сказал Санька. — Тихо, уютно…
— Да ты погоди нахваливать, — сказал я, всматриваясь в дверь сельсовета, смутно видимую сквозь усыпанные снегом лапы елей. — Может встретят нас, как та шавка.
— А ты ждёшь торжественный приём? Естественно, придётся применять меры убеждения.
— Не хотелось бы…
Мимо нас с гиканьем и Пашкиными воплями пронеслась Игорева «ласточка» и скрылась за поворотом извивающейся дороги.
— Куда их черти понесли?
— Тебе-то что? Кости разминают…
На пороге сельсовета нас поджидал облом. На двери висел здоровенный замок. Хорошо, хоть не ржавый. Иначе бы возникли сильные сомнения насчёт интенсивности работы сего учреждения.
Я недоверчиво подёргал его, будто надеялся, что это всего лишь видимость и обитатели нарочно спрятались за такой неумной ширмой, дабы осложнить к себе доступ.
С шиком напротив сельсовета притормозила наша «ласточка».
— Приехали! — хохотнул Пашка, подходя к нам. — Им по фигу, на чём там мы изволили пожаловать. Оне почивать изволють! Разрешите представить: «Слипин виллидж» в чистом виде! Блэк Саббат! Год одна тыща девятьсот шестьдесят девятый! — И он опять оскорбил наш музыкальный слух пародией на названную вещь.
Губная гармошка из его уст прозвучала прямо-таки не очень, но привела к неожиданному результату. На дороге неожиданно нарисовалась какая-то крупноформатная тётка в обнимку с велосипедом и зычным голосом, не предвещающим ничего хорошего, окликнула нас:
— Молодые люди! Вы кого хотели?
Её сопровождала крупная мохнатая собака, тоже не дышавшая благодушием. Она тут же зашлась длинной речью, содержание которой понятно было и без перевода: наша компания ей не нравилась.
Мы хором, как по команде, удивлённо повернулись на звук.
— Похоже, здесь не практикуется содержание собак дома на цепи? — тихо проговорил Санька, непроизвольно напрягаясь.
— Нам ба из начальства каво-нябудь! — съюродствовал Пашка, приноравливаясь к тёткиному выговору.
Та шестым чувством усекла насмешку и взгляд её посуровел.
— Ну, я — начальство! — заявила она недружелюбно, спускаясь с дороги и не выпуская из рук велосипеда. Она подошла к нам, напряжённо вглядываясь в лица. — Чего вам?
Я как-то смешался от такого вступления и не сразу вспомнил, зачем мы сюда вообще явились. Да и присутствие лающей собаки не способствовало задушевности беседы. Хоть и не пугало, но как-то нервировало.