Браслет певицы

Доктор быстро и деловито осмотрел пациентку, потрогал её перевязанную голову, как реставратор ощупывает хрупкую головку восхитительной статуи, только что найденной, и остался удовлетворён.

– Недурно. Совсем недурно. Но вставать никак нельзя, неделя строгого постельного режима, покой, вот – цветочки, хорошее питание и тишина. Мисс Ива, не расстраивайте меня… Я навещу вас завтра в это же время, и рассчитываю на лучший пульс.

В приёмной доктор ненадолго задержался – там его поджидал Суон, они коротко переговорили, и Феотокис вышел на улицу.

– Ну? Теперь зови Суона, – сказала Ива, как только дверь закрылась за доктором.

– Мисс Ива…

– Алоиз. Срочно пригласи ко мне инспектора Суона. И мистера Флитгейла, как только он появится.

Суон несколько оробел, получив приглашение подняться в спальню, но, когда Алоиз открыл перед ним дверь, и инспектор ступил за порог этой уединённой комнаты, он был готов поклясться, что менее всего это похоже на спальню молодой леди, какой он себе её представлял. Кровать, против обыкновения, задвинутая в дальний угол, была похожа на роскошный восточный диван: тёмная, с бельём благородного красного цвета, с обилием подушек и полупрозрачным балдахином из тёмной тюли. К постели был придвинут марокканский резной столик, на котором стояла тяжёлая бронзовая лампа и лежали письма. В другом углу, у окна, где было бы самое место туалетному столику, стояло старинное бюро и удобное лёгкое креслице, этажерка с книгами и большая напольная ваза тяжёлой керамики, нарядно расписанная арабской вязью. Туалетный столик с фарфоровым табуретом и умывальник, закрытый фарфоровой крышкой, стояли справа от входа, спрятанные за двустворчатой ширмой. Теперь даже на крышке умывальника стоял простой эмалированный кувшин, из которого немного хищно выползала приоткрывшая алый ротик орхидея.

На цветы Суон внимания не обращал – он самолично прощупал каждый цветок и перевернул каждую корзину: красотой композиций пришлось пожертвовать ради безопасности.

– Суон, – тихо позвала Ива из-за занавеси, – идите сюда. Только, ради всего святого, не оправдывайтесь и не корите себя. И запретите Гаю причитать. Мне решительно ничто не угрожало, поверьте.

Суон подошёл и посмотрел на Иву с боязливостью, но она лежала очень спокойная, улыбалась своим большим, прекрасно очерченным ртом. Её голова была плотно забинтована так, что казалось – она, как всегда, надела тюрбан, только белоснежный, и без эгрета.

– Мисс Ива, это невозможно. Я ненавижу себя. Опять я не был там, где надо в нужное время, – прерывистым, взволнованным голосом начал Суон, но Ива медленно приложила палец к своим бледным губам и закрыла глаза.

– Нет, инспектор Суон. Нет. Всё хорошо, вы слышите?

– О, господи, вы ещё и утешаете меня… – пробормотал Суон, потирая лицо широкими ладонями.

– Ну, теперь, пока нам никто не мешает, о деле. Присаживайтесь в кресло, – и Ива пересказала инспектору всё, что случилось в день катастрофы, временами замолкая, чтобы набраться сил, – Скажите, уже известно, кто сбил меня?

– Это была крайняя неосторожность со стороны фон Мюкка. Его наверняка насторожили визиты Мелисанды к вам, но ваш визит к вдове Фицгилберт заставил его буквально запаниковать, и он решил действовать немедленно. С убийством Брюстера вышла чистая импровизация, но это была гениальная импровизация. Тут фон Мюкк сделал всё так чисто, что на него указывают лишь косвенные доказательства. А вот с вами он поторопился. У него приметный автомобиль – новенький четырёхцилиндровый «Ланчестер Твин Сайлиндер», только что с завода, а один из кэбменов оказался большим поклонником новой техники. И потом, эти автомобили такие непрочные… От столкновения оторвался малый фонарь с левого крыла авто, по его серийному номеру машину быстро вычислили. Один из слуг фон Мюкка сказал нашему агенту, что барон приехал вечером из яхт-клуба кэбом, сказал, будто машина сломалась, и он оставил её за городом. Машину пока не нашли, но это дело времени. Вернее, её пока особо и не ищут, чтобы не вспугнуть немца. Пока у нас в руках не будет веских доказательств его шпионской деятельности… простите, мисс Ива – даже убийство и покушение на убийство – это не то, за что нам бы хотелось сейчас взять фон Мюкка.

– Конечно, я понимаю. Теперь – ваша очередь действовать, дорогой инспектор. «Сокрою все твои секреты», не так ли? А вы раскроете этот секрет, пока я немного отдохну…

– Конечно, конечно. Я, признаться, снял покров с некоторых тайн, пока… пока вы болели. Теперь я точно знаю, что следует сделать. Однако – мисс Ива, я уже предупредил этого вашего греческого доктора, что никто, кроме нас, не должен знать о том, что вы пришли в себя.

– Это мудро. Феотокис надёжный человек, ему можно доверять.

Ива помолчала, потом обвела взглядом свою спальню.

– А вот эта – от кого? – спросила она, немного рассеянно глядя на высокую корзину, из которой победными трубами возвышались зеленовато-белые каллы.

– Это? От князя Урусова. Там была записка, она на столике.