Давно уж стал я круглым сиротою,И голова моя белым-бела.В душе теснится все пережитое,Дорога круто под уклон пошла.Я был когда-то молодым да ранним,Но повзрослели дочери мои.Уже я предаюсь воспоминаньямВ кругу друзей, в кругу своей семьи,Но, чтоб ни делал я, куда б надолгоНи уезжал, свершая путь земной,В тревожных снах все чаще вижу Волгу,Саратовские степи предо мной.В купе, в каюте, в реактивном рейсеМне чудится, что в давнем том годуВагон почтовый движется по рельсамИ в Балашове скоро я сойду.А там деревня, знойное прибрежье,Последнее пристанище бойца…И я стою перед могилой свежей,Поддерживая скорбного отца.…Видения безжалостные этиТиранили его и в поздний час.Чем меньше остается жить на свете,Тем чаще память обступает нас.Высказывая все, что наболело,Дряхлея, он произносил в тоске:— Ветров и гроз немало пролетело,Неужто стерлась надпись на доске?И мама пересохшими губамиМне повторяла на пределе сил:— Я вижу, как лежит цадинский каменьНа месте том, где Магомед почил.Земли аварской горсточку сперва тыСмешай, Расул, с могильной почвой той,Потом живое деревце ГамзатаПолей цадинской ключевой водой.Звучали те слова, как завещанье,Куда б ни ездил, ни летал, ни шел,Весной давал себе я обещанье,Что к августу поеду в Балашов.Недели пролетели вереницей…Увы, теперь я в будущем годуПриду могиле брата поклонитьсяИ к ней, уже заросшей, припаду.