Все это длилось меньше тридцати секунд. Я завел мотор и двинул машину. Может быть, мне нужно отъехать в сторону, где они будут разбирать мой автомобиль на части? Или жеs конечно, нетs я проехал вперед, готовый затормозить в любой момент. Но ничего не произошло. Я посмотрел в зеркало заднего обзора. Таможенник подзывал следующую машину для проверки, жестом приказывая водителю выйти. Я проехал еще несколько ярдов. Таможенник открывал капот машины. Но тогда я был уже достаточно далеко, чтобы сомневаться в том, что все позади. Мое сердце бешено колотилось. Не от волнений, связанных с пересечением границы, но от того, что мельком увидел Бога за работой.
Когда я собирался в эту поездку, Болгария и Румыния в моем представлении мало чем отличались друг от друга. Но теперь, конечно, я знаю, что это совершенно разные страны. Румыния среди государств, находящихся за Железным занавесом, была известна как "теплица атеизма". Она служила для России своего рода лабораторией, где ставились антирелигиозные эксперименты. Жесткий контроль государства над церковью, экономическое давление на верующих, стремление посеять недоверие среди религиозных лидеров, конфискация имущества, ограничение числа богослужений, запрет на евангелизацию. Меня предупредили о том, с чем я могу столкнуться в Румынии. Едва переехав границу, я почувствовал ужесточение полицейского контроля. Казалось, в каждой деревне находится отделение полиции. Люди в форме останавливали каждого крестьянина, который въезжал в деревушку на велосипеде. Куда едет? С какой целью? Даже мне, туристу, путешествующему с "твердой валютой", приходилось отмечаться во всех городах, где я бывал, и ставить дату, когда я должен появиться на следующем контрольном пункте. Я убедился, насколько реальным был этот контроль, когда прибыл в очаровательный маленький городок в пятидесяти милях от Клужа и решил, поскольку было уже поздно, провести ночь там. Местные власти удивились моему намерению.
"Но, сэр, - сказали мне, посмотрев на мою карту туриста, - вам нужно к вечеру быть в Клуже. Вы еще успеете, если поторопитесь". Не желая иметь неприятностей из-за такой мелочи, я сделал, как мне было велено. Я поторопился и приехал Клуж как раз в тот момент, когда ресторан при гостинице закрывался. Мой стол был накрыт, на нем стояло дежурное блюдо, и из стакана в центре торчал маленький голландский флаг.
Однако внутри города я мог ездить свободно. Был воскресный день. В это яркое солнечное утро я проснулся рано, желая встретиться с христианами этой земли, подобной прекрасному саду. Администратор гостиницы посмотрел на меня с сомнением, когда я спросил о церкви. "Видите ли, у нас их немного, - сказал он, - кроме того, вы не говорите на нашем языке".
"Но разве вы не знаете? - ответил я. - Все христиане общаются на одном языке".
"Да? Что это за язык?"
"Он называется "агапе"".
"Агапе? Никогда не слышал о таком".
"Жаль, это самый прекрасный язык в мире. И все же, как мне пройти в церковь?"
Если главным оружием против церкви в Болгарии было требование обязательной регистрации, то в Румынии это была так называемая Консолидация. Объединение деноминаций, объединение церковного имущества, объединение времени богослужений. Если в церкви во время службы скамейки были пустыми, тогда этот приход объединяли с другим по соседству, а оставшуюся собственность государство забирало себе. В теории это выглядело разумно и даже казалось выгодным для Церкви: один большой, объединенный приход вместо нескольких маленьких, самостоятельно борющихся за выживание. Но на практике многие прихожане закрытых таким образом церквей вообще прекращали посещать собрания. Большая часть из них была крестьянами, привязанными к своему прежнему храму, и походы в другую деревню были для них крайне затруднительны.
Каждую неделю разрешалось проводить по два собрания, одно в субботу, а другое в воскресенье. Но суббота была полным рабочим днем в Румынии, и по вечерам в субботу на собрания приходило мало народу, так что люди в основном собирались на единственное богослужение в воскресенье.
Но зато какое богослужение!
Я приехал в десять часов утра и обнаружил, что служба идет уже целый час. Мест не было, но люди увидели, что я иностранец, и
пригласили сесть на возвышении. Мои колени были плотно прижаты к органу, и следующие три часа я просидел с группой христиан в самом центре внутреннего круга.
Когда пришла пора собирать пожертвования, я положил на тарелку примерно такую же сумму - в румынской валюте, - какую обычно клал дома. Тарелку поднесли ко мне первому, и на дне ее все увидели мои деньги.