Видимая Церковь в Болгарии, объяснил он, была очищена от всех элементов, не согласных с новым режимом. Болгарская православная церковь государственная церковь страны - теперь стала в той или иной степени орудием правительства. Нынешний патриарх хвалил режим во всех своих выступлениях, прославляя Народную Республику Болгарию столько же, сколько и Царство Божие.
"Теперь у нас имеются фактически две церкви, - сказал Петров, марионеточная церковь, которая послушно вторит государству, и подпольная церковь. Вы увидите одну из подпольных церквей сегодня вечером".
Это было мое первое богослужение в Болгарии. Мы, двенадцать человек, потратили более часа, чтобы собраться вместе, потому что нам пришлось идти не всем сразу, а по одному или по двое, чтобы никто не заподозрил, что здесь собирается группа.
Нам надо было выходить в половине восьмого. Мы прошли мимо нужного нам дома, случайно вместе оказались внутри, случайно вместе остановились на третьем этаже, быстро огляделись по сторонам и вошли в дверь без стука. Я сразу же вспомнил воскресные дни в Витте, когда все жители устремлялись в церковь.
Когда мы пришли, там уже было восемь человек, и еще двое подошли без пятнадцати и без пяти восемь. В комнате было очень темно. С потолка свисала одна тусклая лампочка, а окна были наглухо закрыты тяжелыми портьерами, чтобы с улицы ничего не было видно. Я подумал, может быть, эти люди слишком бедны, чтобы позволить себе ставни. Никто не разговаривал. Каждый вновь прибывший занимал свое место за столом, склонял голову и тихо молился за безопасность собрания. Ровно в восемь часов Петров встал и заговорил тихим голосом, переводя для меня свои слова.
"Мы сегодня особо благословлены, к нам приехал с визитом брат из Голландии, - прошептал Петров. - Я попрошу его поделиться с вами посланием от Господа".
Петров сел, а я стал ждать пения гимна и только потом понял, что в этой подпольной церкви пение было невозможно. Я говорил минут двадцать, а затем кивнул Петрову. Он вскочил и дрожащими от волнения руками развернул пакет, который принес с собой, и вытащил оттуда Библию!
Забыв об осторожности, люди радостно восклицали, но затем притихли и прикрыли рты. Мужчины крепко, по-медвежьи, обнимали нас, а женщины прижимались лбом к плечу. Люди передавали Библию из рук в руки, нежно открывая и закрывая ее снова и снова.
Один человек на этом собрании особенно заинтриговал меня. Мы пробыли вместе столько, сколько было возможно, и затем расстались. Мы уходили по одному и по двое через определенные интервалы времени в течение часа. Последним с колен встал гигант с бородой как у патриарха, квадратным загорелым лицом и самыми добрыми, самыми простодушными голубыми глазами, какие я когда-либо видел. Это, сказал мне Петров, Авраам.
На собрании Авраам говорил мало, но в этом старике была такая детская невинность и чистота, которая ощущалась в нем без слов. Как и Петров, он был в преклонном возрасте и уже не работал. Поэтому в течение нескольких лет они оба искали церкви, в которых было по две Библии, чтобы выпросить или купить одну и отдать ее той церкви, в которой не было ни одной.
Петров рассказал, что Авраам жил в палатке в Родопских горах. У него была пенсия от государства, равнявшаяся пяти долларам в неделю, и они с женой жили на эти деньги. Когда-то у него была земля, но он лишился ее из-за "подрывной" деятельности.
"Вам нужно будет навестить его, - сказал Петров, - тогда вы увидите, чем человек может пожертвовать во имя Бога". Он сказал, что большую часть года Авраам с женой питается дикими ягодами и фруктами и совсем немного - хлебом.
Петров назвал старика Авраамом - победителем исполинов, потому что тот всегда искал своего "Голиафа", какого-нибудь
высокопоставленного члена партии или армейского чина, и начинал свидетельствовать ему. "Авраам всегда ищет нового Голиафа, - сказал Петров. Он находит его, и затем начинается борьба. Очень часто Голиаф одерживает верх и Авраам заканчивает свой поединок тюрьмой. Но во многих случаях побеждает Авраам, и тогда в Христову Церковь приходит новая душа".
Прежде чем он ушел, я сходил к машине и принес Аврааму - победителю исполинов оставшиеся Библии на болгарском языке. Он знает, что с ними делать.
Авраам держал Библии так, как держат младенцев. Он не благодарил меня, но то, что он сказал, запало мне в душу. Его голубые глаза впились в меня, когда Петров переводил мне его слова.
"Линия фронта длинная, брат. Здесь мы отступаем, а там продвигаемся вперед. Сегодня, Андрей из Голландии, мы сделали рывок вперед".
Все время, что я был в Болгарии, я посещал крошечные, незарегистрированные подпольные церкви. "Бодрствуй и утверждай прочее близкое к смерти..." - это повеление не переставало преследовать меня по ночам. Какие они были храбрые, этот остаток Церкви, насколько они не думали о себе и насколько были одиноки. В моей памяти особенно запечатлелись три служителя, с которыми я познакомился за эти недели, - Константин, Армин и Васил.