Брат Андрей, 'Божий контрабандист'

Так, ко времени моего возвращения в маленькую комнатку над сараем мы с Корри уже были фактическими обладателями дома. Мы сразу же пошли посмотреть на него. До того момента я, наверное, не понимал, что значит для Корри жить не в своем доме. Она бегала из комнаты в комнату, планировала, представляла, как из полуразрушенного жилища сделает домашний очаг. "Анди, Йоппи будет жить вот здесь. Смотри, целая комната для одежды, а здесь мы поставим корыто для стирки! Ты видел комнату наверху, где как раз встанет твой письменный стол?" Она щебетала без умолку с горящим лицом, сиГющими глазами, и я знал, что мы наконец обрели дом. На следующий день я поехал в Амстердам и взял деньги. Мистер Уэтстра выдал мне эту сумму без всяких условий. Мы не подписывали никаких бумаг, не договаривались о сроках возврата. Я никому не говорил об этом займе. И в течение трех следующих лет ко мне приходило столько денег, превышающих наши нужды, что мы смогли за короткий срок погасить задолженность. Но как только мы расплатились за дом, поток избыточных денег прекратился и не возобновлялся до тех пор, пока опять не возникла потребность в дополнительных суммах. За эти годы я понял, что Божья забота никогда не подведет.

В голландском языке есть хорошее выражение для характеристики полуразрушенного жилища, похожего на то, куда переехали мы с Корри. О таком доме говорят, что он "износился". Осевшие полы, обвалившаяся штукатурка, подгнившая крыша - все эти несчастья были нам хорошо знакомы. Но нам с Корри он очень нравился. Когда мы подремонтировали его, он стал для нас абсолютно родным. Единственной сухой комнатой, в которой можно было спать, была гостиная. Там мы и жили, потихоньку занимаясь ремонтом: штукатурили стены, красили и заменяли сгнившие доски - и конечно, разбили сад. Мы все делали сами, поэтому работа шла медленно. Только через пять лет этот дом полностью преобразился.

Тем временем работа ширилась. В первый год после рождения Йоппи я еще раз посетил те страны, куда мне разрешили вернуться, - а некоторые и не один раз. По мере роста объема работы, умножались и проблемы. Первой из них стал разбор корреспонденции. Каждый раз, когда я возвращался домой, вместо того чтобы взяться за молоток и малярную кисть, я поднимался в свой кабинет - Корри была права, письменный стол прекрасно уместился там - и проводил целые дни, печатая двумя пальцами на старой портативной машинке ответы на письма, сложенные большой стопкой. Я так и не мог добраться до ее конца, так как приносили новые и приходилось начинать все сначала. Второй проблемой становилась необходимость анонимности. Когда я общался с людьми и называл им свое настоящее имя, не рисковал ли я свободой и возможностью приезжать в эту страну? Наконец, я нашел вариант, который до сих пор отчасти удовлетворяет всем требованиям. Я перестал называть свое полное имя, а вместо него стал представляться именем, которое известно христианам за Железным занавесом: "брат Андрей". Что касается адреса, я взял в аренду почтовый ящик в городе, где жил мой брат Бен. На этот адрес мне присылали письма с вопросами о работе (Brother Andrew, Box 47, Ermelo, Holland).

Это был компромисс: я знал, что любой, кто захочет узнать мое имя, легко получит эту информацию.

Но самой большой проблемой, с которой я столкнулся, были мои постоянные поездки. Путешествия для холостяка - совсем не то, что для семейного человека с ребенком. В первый год жизни Йоппи я провел вне дома восемь месяцев. Первый зуб, первое слово, первые шаги - я слышал о них, но не видел. Вскоре после рождения Йоппи мистер Рингерс вновь пригласил меня работать на фабрике с зарплатой, показавшейся нам царской. В том же году мне предложили должность пастора в церкви Гааги. И оба раза это были серьезные искушения. Но я долго не колебался. Когда желание остаться дома было особенно сильным, приходило письмо. Иногда оно было без обратного адреса или шло многие недели, и часто было видно, что его вскрывали. Его присылали верующие из Болгарии, или Венгрии, или Польши, или другой страны, и в нем рассказывалось о новых бедах, с которыми они сталкиваются, о новых нуждах, возникших в их жизни. О чем бы ни писалось в этих письмах, они всегда приходили в то время, когда были особенно нужны мне, и тогда я снова упаковывал чемоданы и шел получать визу в страну, где правили коммунисты.

В одной из таких поездок двигатель моего маленького автомобиля приказал долго жить.

Это произошло в Западной Германии. Я возвращался домой из поездки по Восточной Германии и Польше. Со мной в машине ехали два голландских парня, которых я подобрал в Берлине, студенты, на пасхальных каникулах работавшие в лагерях для беженцев. Однажды днем, в пять часов, в машине вдруг раздался какой-то треск и двигатель заглох.

Мы попытались снова завести мотор, но безуспешно.