Брат, Брат-2 и другие фильмы

— Я взял свою палку. Эдварда уже легла… Что это? О Господи, да у вас кровь?

— Пустяки. Я ставил ружье, а оно выстрелило. Сущие пустяки. Черт побери, да отчего же это я должен перед вами тут отчитываться? Значит, вы взяли палку?..

Доктор неотрывно смотрел на простреленный сапог и стягивал перчатки. Затем наклонился и приподнял простреленную ногу.

— Сидите-ка тихо, надо снять сапог. То-то мне показалось, что я слышу выстрел.

Стоял теплый летний день. В окно сторожки втекал один большой солнечный луч и падал на топчан, на котором полулежал Глан.

— Заживет как на собаке. Извини, Эзоп, другого сравнения не подберу. — Доктор накрыл одеялом ногу Глана.

— Эзоп иногда лижет мне рану, и я чувствую, как стихает боль, — признался Глан.

— А все-таки я сделаю вам еще порцию своей болтанки, — сказал доктор, присаживаясь к столу.

Он высыпал в плошку порошки и, подливая воду, начал помешивать состав.

— Да, а что же вы не уехали, доктор? — как будто невзначай вспомнил Глан.

— Уехал? Куда? Впрочем, я давно уже собираюсь по делам в Гельсингфорс, да все никак… А почему вы спрашиваете?

— А скажите, доктор, какого вы мнения о госпоже Эдварде? Мне это интересно.

— Какого я о ней мнения?

— Да. Может быть, случилось что-нибудь новенькое, ну, например, вы посватались и получили согласие? Вас поздравить? Нет? Ну да, так я вам и поверил, ха-ха-ха.

— Ах, так вот чего вы боялись!

— Боялся? Доктор…

— Нет, я не сватался и не получал согласия, — серьезно начал доктор. — К Эдварде не сватаются, она сама берет, кого захочет. Семнадцатилетняя девчонка, не правда ли? А вот вы попробуйте только повлиять на эту девчонку, так она у вас всякую охоту отобьет. Вот, к примеру, она говорит, что у вас взгляд зверя…

— Тут вы ошибаетесь, это другая так говорит, — легко перебил его Глан.

— Другая? Кто?

— Н-не знаю. — Глан смутился.

— Так вот, и, когда вы на нее смотрите, это-де так-то и эдак-то на нее действует… Но, думаете, это хоть на волосок вас к ней приближает? Ни чуточки. Как только она почувствует себя в вашей власти, она тотчас же взглядом или словом отшвырнет вас за тридевять земель. Я ее хорошо изучил. Как по-вашему, сколько ей все же лет?

— Вы же сами сказали — семнадцать. И она так говорила.

— Враки. Я, забавы ради, проверил. Ей двадцать лет, ее это тревожит. Когда она стоит и смотрит на море, на скалы, у нее такой скорбный рот. Видно, как она несчастна. Но она слишком горда и упряма и ни за что не расплачется.

— Неужели никому с ней не сладить? — насмешливо спросил Глан.

— Ее нужно воспитывать, — ответил доктор уклончиво. — Она избалована, окружена вниманием. Всегда под рукой есть кто-то, на ком можно проверять свое могущество. Я взял с ней тон учителя. До того как появились вы, я почти год ее воспитывал, наметились кое-какие перемены, она стала плакать, когда ей больно, стала похожа на человека. Но вот появились вы, и все пошло насмарку. Вот так. Один теряет терпение, тогда за нее принимается другой, после вас, очень может быть, появится третий…

— Ого! Должен ли я помочь вам в воспитании Эдварды? — в прежнем тоне сказал Глан.

Но доктор как будто и не услышал его.

— Вот вы говорите — неужели никто с ней не сладит? Отчего же? Она ждет своего принца, его все нет, она ошибается вновь и вновь. Она и вас приняла за принца, у вас ведь взгляд зверя, ха-ха! Эх, вам бы захватить сюда мундир, он бы пригодился. Нет, отчего же никто с ней не сладит? Я видел, как она мучается в ожидании того, кто бы пришел, взял ее, увез, владел бы ее душой и телом. Да. Но он должен появиться неизвестно откуда и быть непременно не как все люди. Вот я и полагаю, что господин Мак снарядил экспедицию. Это его путешествие неспроста! Господин Мак однажды уже отправлялся в подобное путешествие и вернулся в сопровождении некоего господина…

— Вот как… — заинтересовался Глан.

— Да, но он оказался непригодным, — горько усмехнулся доктор. — Это был человек средних лет и хромой вроде меня.

— И куда же он уехал? — глядя на доктора, спросил Глан.

— Уехал? Не знаю. Да это и не важно. — Доктор встал. — Через неделю вы уже сможете ступать на больную ногу.

— Простите мой нескромный вопрос, доктор: а что с вашей ногой?

— Меня ранили во время Крымской кампании.

Он поклонился и вышел.

Глан сидел на скамье и чистил ружье. Мягкий утренний свет втекал через открытую дверь сторожки, в дальнем углу которой прачка, плотная женщина с круглым добрым лицом, выгребала из очага угли. Закончив, она взяла ведра и вышла.

— Лейтенант Глан болен? — послышался взволнованный голос Эдварды.

— Да он уже почти поправился, — ответила прачка.

Глан замер.

Она вбежала и встала в дверном проеме, неотрывно глядя на Глана. Он тоже встал, бестолково сжимая ружье. Вдруг все сделалось как прежде.