Брат Гримм

Когда Фабель вернулся в Президиум, ему тут же сообщили, что его немедленно желает видеть криминальдиректор Хорст ван Хайден. Вызов не был для Фабеля неожиданным. Все газеты кричали о «Сказочном убийце», а репортеры и фотографы не только штурмовали пресс-офис полиции, но и начали досаждать самому ван Хайдену. А одна телевизионная группа дошла до того, что преследовала герра криминальдиректора от Президиума до порога его дома — вещь совершенно немыслимая каких-то десять лет назад. Германия все больше и больше начинала жить по «англосаксонской модели», забывая о традиционной немецкой вежливости и уважении к людям. И в авангарде этих изменений, как всегда, шагали средства массовой информации. Входя в кабинет начальства, Фабель постарался взять себя в руки.

Как оказалось, ван Хайден не столько на него сердился, сколько хотел услышать утешительные вести. Глядя на директора, Фабель увидел себя на месте обнаружения последнего трупа, когда он почти умолял Хольгера Браунера найти для него хоть какой-то ключ к решению задачи. Когда Фабель вошел, ван Хайден был в кабинете не один. Там же находились министр внутренних дел земли Гамбург Гуго Ганц и главный земельный прокурор, он же государственный обвинитель, Хайнер Гетц. Когда Фабель вошел, Гетц тепло ему улыбнулся и поднялся с кресла, чтобы пожать руку. Фабелю много раз приходилось скрещивать шпаги с прокурором. Это происходило потому, что Гетц был чрезвычайно упрям, работал страшно методично и всегда отказывался срезать углы. Несмотря на то что прокурор иногда выводил Фабеля из себя, им на пару удалось добиться нескольких весьма убедительных приговоров, и уважение, которое они испытывали друг к другу, начинало походить на дружбу.

Ганц тоже пожал Фабелю руку, хотя его рукопожатие было гораздо менее теплым. Ясно, подумал Фабель, медовый месяц закончился. Он догадывался, что его визит к Маргарите фон Клостерштадт потрепал ее аристократические перышки и Ганц получил соответствующий сигнал. В своем предположении Фабель не ошибся.

— Герр гаупткомиссар, — начал министр еще до того, как ван Хайден успел открыть рот. — Насколько я понимаю, вы взяли на себя смелость повторно встретиться с фрау фон Клостерштадт.

Фабель, оставив без ответа это заявление, бросил вопросительный взгляд на ван Хайдена. Криминальдиректор предпочел промолчать.

— Вы, как я надеюсь, понимаете, что семью фон Клостерштадт постигло несчастье и все ее члены пребывают в большом горе.

— Так же как семью Элерс и семью Шмидт. Их также постигло огромное несчастье. И вы, как я понимаю, ничего не имеете против того, если я возьму у них повторные показания. Я не ошибся, герр министр?

Розовая физиономия Ганца порозовела еще сильнее.

— Послушайте, герр Фабель, я уже как-то имел возможность довести до вашего сведения, что являюсь большим другом семьи фон Клостерштадт и, имея некоторый вес в…

— Должен сказать, — оборвал его Фабель, — что это меня совершенно не интересует. Если вы находитесь здесь в качестве министра внутренних дел земли Гамбург и хотите всесторонне обсудить дело, я буду счастлив это сделать. Но если вы здесь только потому, что фрау Клостерштадт вышла из себя, после того как я был вынужден задать ей несколько вопросов личного характера, я попросил бы вас удалиться.

Ганц уставился на Фабеля, и в его глазах полыхало нечто похожее на ярость. Но это была бессильная ярость, потому что он не мог отрицать правоты оппонента. Министр вскочил с кресла и, обращаясь к ван Хайдену, выпалил:

— Это возмутительно! Я здесь не для того, чтобы выслушивать лекции какого-то младшего полицейского чина о том, как мне следует себя вести!

— Герра первого криминальгаупткомиссара Фабеля вряд ли можно считать младшим полицейским чином, — только и успел сказать ван Хайден, прежде чем Ганц, схватив портфель, выбежал из кабинета. — Ради всего святого, Фабель! — взмолился ван Хайден, когда министр исчез за дверью. — Вы могли хотя бы попытаться облегчить мне жизнь. Если вы сделаете своим врагом министра внутренних дел Гамбурга, то полиции Гамбурга это на пользу не пойдет.

— Прошу прощения, герр криминальдиректор, но то, что я сказал, — сущая правда. Ганц оказался здесь только потому, что нам стало известно об аборте, сделанном Лауре фон Клостерштадт. И аборт устроила бессердечная, простите, сука, именуемая мамашей Лауры. Она забеременела от Лео Кранца — знаменитого фотографа. Но тогда он не был знаменит, и аристократический радар Маргариты фон Клостерштадт его не улавливал.

— И вы полагаете, что это имеет непосредственное отношение к делу? — спросил Хайнер Гетц.

— Не прямо. Но мы вправе допустить, что убийце было известно о некоторых интимных деталях жизни семьи фон Клостерштадт, а в сказке «Рапунцель» красной нитью проходит мысль о внебрачной беременности. Поэтому я оставляю за собой право расследовать все возможные версии.