Брат моего мужа

Лёша: «Всё будет хорошо. Я вернусь. Мы обязательно поговорим. Найдём решение. Люблю тебя больше жизни. Спи сладко и не бойся кошмаров. Я всегда с тобой. Твой…»

Я улыбнулась сквозь слёзы. Как бы мне хотелось, чтобы не только Лёша, но и его брат снял камень с моей души.

Я до сих пор глупо надеялась получить от Яна хотя бы капельку нежности и внимания. Но брат мужа не хотел выставлять свои чувства напоказ, когда мы были втроём. Не хотел или не мог?

Вдруг я ошибаюсь, и в нём больше нет ничего? Только похоть, только желание отыграться за прошлое унижение, за уязвлённое самолюбие?

Мне хотелось верить, что под толстым налётом цинизма сохранился тот Ян, которого я знала.

31. Демьян

С похорон мы возвращаемся по отдельности. Лёхе позвонили из его клуба и попросили приехать.

Я вернулся в лофт. И замер, сражённый увиденным.

Моя желанная и ядовитая заноза спит на кровати. У неё есть ключи, как у каждого из нашего ебанутого трио, но я не ожидал увидеть её здесь.

Но она — на постели. Спит. Осторожно подступаю к кровати. Я бы ни за что не признался вслух, но только сейчас я могу спокойно любоваться ею и не опасаться, что меня поймают на отступничестве от собственных принципов.

Карина выдыхает во сне и переворачивается на спину. Одеяло зажато между обнажённых ножек. У неё длинные, стройные ноги с точёными икрами  и узкими лодыжками. Но бёдра круглые и попка тоже — задорная, аппетитная.

Карина умудряется соблазнять даже во сне. Разнеженная и разомлевшая, с закинутой за голову рукой.

Безвольная и доступная.

Мой взгляд сам вольготно прогуливается по её телу. Я заставляю себя оторваться от созерцания её полных губ. Перемещаюсь ниже, сфокусировавшись на груди с нежными розовыми сосками.

Сейчас они мягкие и спокойные. Рот наполняется слюной от желания втянуть их в себя и сделать твёрже несколькими знойными прикосновениями.

Она спит обнажённая.

Ждёт своего мужа? Или просто спит голой по привычке?

Раньше она всегда ложилась спать в шёлковой пижаме или сорочке, надевала их для меня. Пока я не показал, что лучшая одежда — это нагота её атласной кожи.

Я опускаюсь на кровать рядом с ней. Наклоняюсь, вдыхая аромат свежего постельного белья.

Запах её кожи взмывается вверх, заставляя меня жадно дышать им. Нежная и чувственная, она пахнет сладким миндальным молоком и цветущей вишней.

Я борюсь с желанием попробовать её губы на вкус прямо сейчас. Опускаю ладонь на грудь, медленно перекатывая сосок между большим и указательным пальцем. Он мгновенно просыпается, становясь твёрдым. Осторожно сжимаю грудь. Острая пика соска колет ладонь, умоляя о продолжении…

Выдыхаю, стараясь не шуметь и не постанывать вслух.

В штанах у меня всё одеревенело.  Зависимость по ней с первого взгляда, с первогo прикосновения никак не отпускает меня.

Заставляет желать её снова и снова.

Карина вздрагивает во сне. Я отстраняюсь, замирая. Мне не хочется её будить. Замираю без движения.

Куколка беспокойно вздрагивает и поджимает ноги, стискивая одеяло изо всех сил. Потом расслабляется и выглядит умиротворённой, словно пережила короткий пик напряжения и отпустила себя.

Я осторожно веду пальцами между её бёдер, собирая остатки влаги и возбуждения.

Я понимаю, что перед сном она трогала себя.

Думала ли обо мне?

Хочется верить, что так и есть.

Сейчас я думаю только о том, что она делала это своими пальцами — разносила по кругу ласку, проклиная собственное влечение ко мне.

Она пахнет желанием до сих пор. Сейчас я остро улавливаю нотки её возбуждения в воздухе, ставшем густым и плотным.

Я не должен возбуждаться ещё больше. Больше, кажется, не получится. Член подпирает ширинку и болезненно твёрдый. Но я прекрасно знаю, как именно она любит ласкать себя.

Вижу, словно наяву, как она раздвигала бедра, проникала пальцами в горячую влагу, кружила вокруг клитора, как кусала губы, выгибаясь от наслаждения и злости.

Я думаю только о ней.

С первого момента нашей встречи. Мой круг замкнуло на ней сразу же.

И как бы я ни пытался потом стереть с себя отпечатки её узких ладоней, кажется, она прожгла меня ими насквозь.

Я сменил много девушек после неё.

У меня нет проблем с сексом. Но ни с одной из них не хочется быть полностью открытым и незащищённым.

У меня всегда есть барьер в виде натянутого гондона и правило — никаких слов в постели. Пусть стонут, хрипят, орут, но только не говорят.

Разговоры — табу. Разогревающие словечки — тоже.

Карина считает меня грязным и пошлым, озабоченным.

Но вся моя грязь и пошлость — только для неё. Я не трачу ни капли на других. Долблю их со скоростью автомата, выполняющего свою работу, по избавлению от напряжения — и только.

С ней же меня кидает по американским горкам эмоций. Карусель из тончайшей похоти и вожделения кружит меня, не переставая. А потом выбрасывает прочь — слишком.

В нас с ней всего слишком — это постоянный взрыв и образование сверхновой.

Нужно встать и уйти.