–Я знал, – скороговоркой мельчил словами малец, – я знал, что ты жив. Никто мне не верил, а я всем говорил и ждал. И зиму ждал, и лето ждал, все это время ждал.
Так, с мальчиком на груди, Роман вошел в горницу. Только здесь он опустил его на пол, но мальчишка, схватив его за руку, потянул за собой.
–Деда! Дедушка! – закричал он звонким голосом. – Радость-то какая! Нипочем не угадаешь, кто к нам пожаловал! Деда! Родитель возвернулся!
Пригнув голову, Роман вошел в ложницу. Федор Афанасьевич лежал, укрытый пестрым лоскутным одеялом, голова его покоилась на высокой подушке. В ложнице пахло медом и травяным настоем.
–Что, вернулся, блудный сын? – через силу улыбаясь, строго спросил Федор Афанасьевич и потянул руки к Роману. Тот опустился перед ним на колени и припал головой к груди отца. Федор Афанасьевич перекрестил его склоненную голову и, облегченно вздохнув, произнес: – Думал, не увижу тебя более, да, видно, Господь уберег. Теперь можно и помирать. Совсем я плох стал. Хизну. Надорвался. Словно оборвалось что-то внутри.
–Как же ты так не уберегся?
–А-а-а, думал, что век немерен и сил немерено… Взвалил, как в молодости, мешок с солью на плечи, да соль сыровата оказалась, – и, спохватившись, спросил: – Ты-то как? Вона, волосы серебром тронуты, знать, нелегка жизнь на чужбинушке? Но об этом разговор впереди, – и, обращаясь к Дубраве, застывшей в дверях, произнес: – Доченька, надо бы баньку с дороги да одежу чистую, новую, а то от этой дух нехороший идет. Поди, не одну седьмицу с лошади-то не слезал?
–Было дело, – смутившись, виновато проронил Роман. – Не до мыльни было.
Уже поздно ночью, когда угомонились Дубрава и Андрейка, Федор Афанасьевич поведал сыну о прожитых годах, а тот, в свою очередь, рассказал о вынужденном своем житье в царстве Булгарском. Проговорили до самого рассвета. Прощаясь, Федор Афанасьевич, удерживая руку сына в своей руке, тихо спросил:
–Что с Андрейкой решил? Все эти годы он знал, что ты ему отец. Непросто будет открыть ему правду, да и опасно. Даже с князем, когда говорил о его судьбе, обещал, что Андрейка – мой внук, и не более того. Когда же исполнится ему пятнадцать, то приведу его к великому князю, чтобы дал ему службу. Но и при князе он будет как твой сын. Видит Бог, не по злому умыслу мы с Дубравой измыслили сию неправду, а ради блага Андрюшечки. И любит он тебя, как надлежит сыну отца любить. Люби и ты его. Вот еще что… – Передохнув, Федор Афанасьевич продолжил: – Ты обратил внимание, какой красавицей стала наша Дубрава? Такой красоты в свете мало, и хозяйка она добрая. Чего тебе еще надо? Женись! Порадуй отца. Дай помереть спокойно.
Роман осторожно высвободил свою ладонь.
–Лукавить не стану, Дубрава – женка редкой красоты, не спорю, но мне по сердцу другая.
–Уж не булгарка ли приглянулась? – насторожился Федор Афанасьевич.
–Племянница царя булгарского – Зора, – признался Роман. – И я ей люб. Сама мне о том поведала.
Федор Афанасьевич поначалу даже растерялся от этакого признания, но, коротко поразмыслив, вкрадчивым голосом произнес:
–Когда мы были с тобой у половцев и пасли их табуны, ты часто любил смотреть ночами на звезды. Они красивые и далекие. Ими можно любоваться, о них можно думать, мечтать, даже любить, только вот в руки взять нельзя. Так и твоя булгарка. Я не видел ее, но коли ты отверг Дубраву, то, должно быть, красоты невиданной. Поверь мне, Роман, она – звезда. Красивая, далекая, холодная и недоступная, а Дубрава – вот она, совсем рядом.
–Нет! – упрямо тряхнул кудрями Роман. – Андрея приму как сына, но Дубрава – сестра мне. Не неволь, отец.
–Быть по сему. Ступай. Устал я. Сосну немного.
Роман осторожно притворил дверь ложницы, потихоньку прошел в горницу, где постелили ему постель. Сон не приходил. Многое навалилось на него разом. Было о чем подумать.
3За осенью незаметно подкралась зима. По первому снегу разлетелись по земле владимирской княжеские гонцы с указом: готовить дружины к весеннему походу на булгар. Юрий Всеволодович, раззадоренный ратными успехами Святослава, решил сам повести войско в Камскую Булгарию. Не только укрепить восточное порубежье мыслил он этим, но и укрепиться самому на великокняжеском столе, чтобы скорее забылась позорная Липица.
О приготовлениях великого князя прознали и булгары. По зимнему волжскому пути в феврале пришло большое посольство во главе с братом царя булгар Алтынбеком. Они пришли с большими дарами и просьбой мира. Князь посольство не принял, дары вернул. «Зачем довольствоваться малым, коли в походе можно взять во сто крат больше», – рассудил Юрий Всеволодович.