Брат на брата. Окаянный XIII век

— Ничего. Я их уже простил. Василий пойдет в свой удел в Ростов, а Всеволод будет жить подле меня.

— А как же Переяславль Южный?

— В этот удел поедет Святослав, — твердо ответил Юрий. — Ему ноне тягостно. Жену свою он отпустил в Муром к отцу. Пожелала та стать монахиней и неделю тому приняла постриг. Но не о них речь. Ярослав, что ты решил?

— Выбор у меня невелик, — усмехнулся переяславский князь. — Я выбираю крест, но коли приспеет нужда, меня с дружиной не жди, не приду.

Ярослав встал, обвел присутствующих насмешливым взглядом и, сдвинув отороченную куньим мехом шапку, облегченно выдохнул:

— Я готов. Где священник?

— Ждет в соборе.

— Пойдем, поклянусь на кресте.

После собора, не прощаясь, Ярослав ускакал в Переяславль. Андрей же остался в Суздале, а позже по приказу Юрия Всеволодовича направился в Городец-Радилов в помощь дряхлеющему день ото дня воеводе городецкому Устину Микуличу.

Мордва

1

Могучие сосны и развесистые ели, стрелами вознесясь в небесную синь, перешептывались, чуть шевеля ветвями. От июльской жары не спасала даже тень. Раскаленный воздух дрожал и звенел. В июне прошли ливневые дожди, и сейчас, несмотря на зной, зелень буйствовала, дурманя запахами.

— Что это за гул? — приподняв голову над травой, насторожился Андрей.

— Лежи себе, то пчелы. Должно, рой где-то близко, — лениво ответил ему Мотя, расположившись неподалеку.

— Лошади-то не уйдут?

— Не-а, — потянулся Мотя и, широко раскрыв рот, сладко зевнул. — Я их стреножил, чай, не впервой. — Помолчав, он спросил: — А до Нижнего сколь еще?

— Немного осталось. Вот жару переждем и поедем далее. К заходу солнца будем в Новугороде Низовом. А тебе никак отдыхать прискучило? Так ты языком не чеши попусту, а пойди ягод насобирай. Вона дух-то какой стоит ягодный.

Андрей смежил веки. В памяти всплыл дом, чуть постаревшая, но все такая же красивая мать и совсем высохший и седой дед Федор. Перед отъездом в далекий Городец Андрей заехал на недельку в Лютино, к великой радости родных. За вечерней праздничной трапезой, рассказав обо всем, что произошло с ним за последние два года, Андрей, в свою очередь, спросил:

— А что отец? Здоров ли?

— Здоров, а что с ним содеется, — нарочито громко ответил Федор Афанасьевич и, переглянувшись с Дубравой, добавил: — Надысь гонец от него был, подарков навез, тебе вот меч луноподобный прислал и кинжал — самому князю под стать: каменьями рукоять украшена.

— Я слышал, что он вдругоряд женился и что у него родился сын. Так ли это?

— Не верь слухам, сынок, ибо не всякая правда есть истина, — нравоучительно произнес Федор Афанасьевич. — Придет время, и ты все узнаешь. Верь мне.

«Что же за всеми этими недомолвками и неправдами скрывается? — размышлял Андрей. — Почему, когда я спрашиваю об отце, мать отводит взгляд, а деда начинает говорить загадками? Даже великий князь с усмешкой вспоминает о моем родителе! Городец от Биляра не так уж и далеко, почему бы и не наведаться… с купцами ли или еще с кем-либо добраться до столицы Булгарии?»

Неожиданно плавное течение мыслей было прервано топотом множества ног. Андрей насторожился и приподнялся на локте, высунув голову из высокой травы. Через поляну, направляясь к нему, бежал Мотя, а за ним, догоняя и отсекая от пасшихся лошадей, бежало пятеро мужиков, одетых в серые рубахи, с натянутыми на головы островерхими капюшонами, с длинными палками в руках.

«Мордва! Ишь, чего удумали: Мотьку в полон взять!»

Андрей вскочил и, выхватив меч, пошел навстречу преследователям.

— Беги! Спасайся! — завопил Мотя, увидев своего хозяина. — Их множество!

«Вот беда, много. Пятеро с палками!»

Мотя неожиданно спотыкнулся и кубарем покатился в траву. Не дав приподняться, на него тут же навалился один из мужиков и сноровисто скрутил его веревкой. Остальные же, подбежав к Андрею, окружили его, угрожающе поводя палками. Они не нападали, лишь отслеживали каждый его шаг, каждое движение.

— Что, «белоглазые», не ожидали? Это вам не за безоружным гоняться! — рассмеялся Андрей, оценивая противника.

Он неожиданно прыгнул к ближайшему от него мужику, но тот отскочил в сторону, продолжая угрожать палкой с заостренным и обожженным на огне концом.

— Так и будете бегать, горе-воины? А ну, разойдись!

Подняв меч, Андрей пошел вперед, и, на удивление, ему дали дорогу.

— Это мне больше нравится: одумались, «белоглазые».

Он сделал несколько шагов и остановился: на поляну, заполняя ее, толпами выходили воины. Их было много. Они были везде.

Немного помятых и несколько растерянных Андрея и Мотю подвели к единственно сидящему на коне воину. Он был широкоплеч, коренаст, большеголов, грива буйных его волос перетянута расшитой золотыми бляшками белой лентой, чуть раскосые черные глаза смотрят властно и требовательно, широкий нос, густые усы и окладистая борода с проседью, на плечах плащ, грудь прикрывает медная пластина с кругами, пришитая на доспехи из толстой бычьей кожи, у пояса приторочен короткий меч в ножнах.

— Пургас! — прошелестело среди мордовских воинов, и Андрей догадался: мордовский князь!

Оглядев пленников, Пургас спросил через толмача: