Брат Оби-Ван (СИ)

- Продолжаем разговор, - заявил Оби-Ван, сталкивая в шахту обрубок меча Дарта Мола, - ну, Живая, помогай снова, во имя святого Дунстана!

«Хрен на рыло, - ответила Живая Сила, которую сильно развезло на свадьбе сэра Алана Эдейла. – Теперь Квай мой, красавчик. Мы с ним сольемся в вечном союзе, - Сила пьяно икнула и вдруг закричала: - Я построю гарем на четыреста мест, будут ситхи, джедаи, павлины…»

- Оби-Ван, - прохрипел Квай-Гон, поднимаясь на локтях и тяжело приваливаясь к стене. – Энакин… обучи парня. Я же не зря последние силы потратил… тебя до Шервудского леса дошвырнул… Вызови учителя… Дуку… он мою тушку заморозит пока…

Оби-Ван кивнул и опустился перед учителем на одно колено, на этот раз правильное.

- Отдай мой меч, - приказал Квай-Гон. – И скажи учителю: я вернусь.

Когда блеклое корускантское солнце становится совсем слабым и за окном начинает кружиться снег, Энакин грустит. Конечно, он знает, что грустить ему незачем, потому что теперь он свободный человек, у него есть своя комната в Храме и самый лучший в мире учитель, похожий на контрабандиста из татуинского космопорта. В общем тренировочном зале учитель рассказывает Энакину о Кодексе, о контроле над эмоциями и учит его фехтовать, и только Энакин понимает по выражению его лица, что учитель Кеноби врет и раскидывает чернуху. Поэтому Энакин любит даже те уроки, от которых другие падаваны готовы выть на все четыре корускантские луны. Ведь он знает, что потом они с учителем пойдут обедать в кабак, и Энакин будет чувствовать себя совсем взрослым, хотя Оби-Ван не разрешит ему выпить и необидно щелкнет его по носу. А сам Оби-Ван все же выпьет стопочку и расскажет Энакину одну из своих баек: про Робина или про отца Тука, или про Вилли Статли, или про сэра Алана Эдейла и его любовь. И хотя байки Оби-Вана намного короче тех душеполезных джедайских трактатов, которые Оби-Ван скучным и немного насмешливым голосом пересказывает Энакину на официальных занятиях в Храме, Энакин всегда сразу понимает, в чем смысл того, о чем они с учителем говорили в Храме, а в чем, по мнению учителя, смысла и вовсе нет.

А еще у Энакина есть очень смешная Живая Сила, которая живет у всех в головах и похожа на девчонку: если очень добиваться ее внимания, она важничает и молчит, но если махнуть на нее рукой, тут же начинает сама тебя доставать. Тут у нее можно просить что угодно, даже поговорить с дядей Кваем, который зачем-то живет в Живой Силе, хотя это ему не нравится. Так что Энакину совсем не приходится скучать. Но когда дни становятся короткими и за окном воет ветер и кружит непонятный татуинскому мальчугану снег, Энакин все равно грустит. В такие вечера он идет к учителю и, тихонько отворив дверь, присаживается рядом с ним у края его стола.

«Спой, учитель», - просит Энакин, и Кеноби, усмехаясь, снимает со стены удивительный музыкальный инструмент, который он сделал сам после гибели Квай-Гона, потому что во всей Галактике другого такого не найти. Кеноби садится на ручку кресла, подпирает лютню левым коленом и поет:

В деревне парень был рожден,

Но день, когда родился он,

В календари не занесен.

Кому был нужен Робин?

Энакин знает, что эту песню учитель написал для своего друга, которого звали Робин Гуд, но, как бывает со всякой хорошей песней, ему кажется, что песня про него:

Немало ждет его обид,

Но сердцем все он победит.

Парнишка будет знаменит,

Семью прославит Робин.**

Иногда на звуки лютни заходит магистр Дуку. Он не простой магистр, а еще и граф, и поэтому он чаще бывает на своей планете, которой правит вместо «энергетических антраша и бесплодных домогательств», как он называет упражнения остальных джедаев по единению с Силой. Дуку суров, у него резкий и властный голос, но Энакин знает, что Дуку любит его учителя: после смерти Квай-Гона, который был его учеником, Дуку больше не с кем поделиться своими взглядами на состояние Ордена, тянущими в совокупности на государственную измену и попытку свержения джедайского строя. Сначала Дуку не хотел говорить с Кеноби при Энакине, но учитель настоял, и теперь Энакин знает о Совете больше, чем любой из его членов.

Для Дуку учитель поет совсем другие песни: о Сиде, верным мечом смирившем врагов и защитившем честь своей семьи, о Роланде, павшем в неравном бою и вспоминавшем в последней молитве своего короля.

Роланд скончался, он в раю теперь.

Карл в Ронсеваль вернулся наконец.

Там ни тропинки, ни местечка нет,

Где б не лежал убитый на земле…