Брат ответит

Да, сначала, когда Федор только увидел беззащитную Ольгу ночью на безлюдном пляже, ему было страшно и жалко. Балерина, похоже, поняла, что он боится. И решила сразить трусость смелостью. Начала нападать. Клялась, что все равно их сдаст. Кричала, что на пляж уже идут люди. Даже Фил ей почти поверил. Но Федор заглянул Ольге в глаза — и понял: она всего лишь актриса. Отлично играет.

А потом — сжал руки на ее шее. Легко сбил подсечкой и сунул голову девушки в ледяную воду.

Упорная балерина трепыхалась минуты три. Но потом все-таки затихла.

А он даже какое-то очарование почувствовал. Особенность, святость момента — когда жизнь выходит из тела.

За агонией Фила — она растянулась на целый час — тоже наблюдал внимательно, почти с удовольствием.

Но очень надеялся — больше убивать ему не придется.

Кто мог подумать, что Лейла его не примет!

* * *

Федор ожидал от любимой чего угодно. Слез, обвинений, даже скандала. Он догадывался: потерять разом брата и возлюбленного (тем более перспективного) девушке тяжело. Был готов утешать, унижаться, выслуживаться.

Долго думал, покупать ли букет. На похоронах — двух подряд — ей и так, наверное, цветов хватило. Однако решился. Выбрал солнечные ярко-оранжевые тюльпаны.

Караулить у Центра реабилитации не стал — встретил вечером у дома. Лейла еле волочила ноги, брела пешком от метро.

Увидел — и такое счастье накатило, такая вселенская жалость! Протянул цветы, пробормотал:

— Заинька ты моя.

Ее лицо мгновенно закаменело. Отвела его руку с букетом. Спросила противным, совсем не своим, каркающим голосом:

— Что тебе надо?

— Лейла, мне так жаль!

На глазах выступили совсем не мужские слезы.

Она взглянула внимательно — будто прожгла своими зелеными, крапчатыми до самого донышка. И тихо произнесла:

— Все ты врешь.

— Любимая!..

— Перестань. — Она яростно шваркнула его тюльпаны на грязный асфальт. — Я все вижу и знаю! Ты ненавидел моего брата, терпеть не мог Ричарда. И ты просто счастлив, что все так случилось!

— Нет. Я очень тебе сочувствую. И сделаю все, чтобы ты снова стала счастливой!

— Так я и была! С ними! А ты… ты… да я видеть тебя не могу! — яростно топнула ногой.

— Почему? — растерянно спросил Федор.

— Ты примитивный, плоский, скучный, никчемный человек! — четырьмя прилагательными уничтожила она.

— Лейла. — Он ушам своим не верил. — Нам ведь было так хорошо вместе!

— О, да ты еще и лопух! — презрительно сузила глаза. — Даже не различаешь, когда девушка притворяется — и когда ей действительно хорошо!

Ему хотелось зажать уши, затопать ногами — как делал в детстве. Но скрипнул зубами, спокойно сказал:

— Ты сама не понимаешь, что говоришь. Тебе просто сейчас тяжело, и…

— Мне нормально. То есть да, тяжело одной. Но с тобой я не буду никогда.

— Почему?

— Потому что очень хорошая есть пословица. Лучше быть одной, чем с кем попало.

— Значит, я — «кто попало»? — горько вымолвил он.

— Ты хуже, — выплюнула она. — Иди в свой батутный центр, сделай сальто. Авось полегчает.

— Лейла, я не верю, что настолько тебе неприятен, — упорствовал Федор.

— Не веришь?! Так слушай: мне лучше на кладбище жить. Возле брата и Ричарда — мертвых! Чем вместе с живым — тобой!!!

Он, конечно, предполагал, что вернуть ее будет непросто. Но сейчас смотрел, какой ненавистью сочились глаза — зеленые в крапинку, — и понимал: Фил был прав. Нельзя унижаться перед девушками, которые тебя бросили. Их действительно надо убивать.

Так он и поступил — в память о мертвом названом брате.

Взял в каршеринге машину. Полночи катался по району — вспоминал почти забытые навыки вождения.

А с раннего утра подъехал к дому Лейлы. Когда она села в свой автомобильчик и отправилась в сторону МКАД, обрадовался. А уж когда маршрут предавшей возлюбленной завершился на пустынном по буднему дню кладбище, и вовсе пришел в восторг. Машину, чтобы не светить на стоянке, загнал в лесок. В юдоль печали пролез через дырку в заборе. И легко углядел яркую куртку Лейлы среди могил.

Никогда раньше он трубки у тормозов не перерезал, но дело оказалось нехитрым. А уж до чего приятно оказалось увидеть, как на обратном пути Лейла газанула — и полетела прямиком в бетонный отбойник!

Римма

Зря говорят, что аутистам самое важное — оставаться наедине с собой. Вышел с ней из комнаты Ярик легко. Но едва оказались в кухне, начал нервничать. Она перепробовала все, только чтобы парень увлекся. Совала ему домино, пазлы, игральные карты, отдала собственный пробник туалетной воды. Но Ярослав, словно неразумный детсадовец, все дары отшвыривал. Повторял:

— Ярик бояться. Ярик хочет к Федя.

И в конце концов случилось совсем ужасное: он просто ее оттолкнул. С силой, словно уличный хулиган. Ушел обратно в гостиную.

Римма поспешила за ним. И застала ужасную сцену.

Федор стоял на подоконнике. Окно за его спиной распахнуто. В комнате пляшет свежий ветер, за спиной Дорофеева-старшего угадывается огромная высота. Но лицо его бесстрастно. Только когда увидел брата — слегка улыбнулся. Спокойно сказал:

— Я звал тебя, Ярик. Ты почувствовал, молодец. Подойди ко мне.