Брат Посвященный

Этот случай примечателен сам по себе, однако за ним последовало еще кое-что. Старшие братья князя Кинтари Дзабо пришли к моему племяннику, сказали, что произошло недоразумение, и любезно попросили его забрать коня обратно и вернуть им деньги. Мой племянник, человек строгих принципов, посчитал, что сделка была во всех отношениях честной, и вежливо отказал им. Братья очень огорчились и объяснили, что эти монеты — фамильная ценность, принадлежащая их отцу, и что Дзабо воспользовался ими по ошибке. Братья Кинтари предложили моему племяннику обменять это золото на монеты имперской чеканки. Они также сочли необходимым дополнительно заплатить ему крупную сумму, чтобы возместить доставленные неудобства и отблагодарить за участие. Так они и порешили: племянник вернул им почти все монеты за исключением нескольких, которых у него уже не было.

Эти несколько монет попали ко мне в руки, и при нашей следующей встрече я принесу их во дворец. Уверен, что они полностью схожи с теми, о которых шла речь в последний раз, когда я имел удовольствие беседовать с императорским наместником. Эта загадка начинает интересовать меня так же сильно, как и моего наместника.

Ваш покорный слуга.

Сёнто перечитал письмо еще раз, сложил его и спрятал в рукав. Некоторое время он смотрел перед собой, созерцая сад.

Проще всего предположить, что дикари ограбили Дом Кинтари и украли у них монеты. В этом случае тайна золота легко раскрывалась, и проверить, правда ли это, не составляло труда. Сёнто хлопнул в ладоши и попросил появившегося слугу подать чаю. Но почему же тогда сыновья князя Кинтари так настойчиво хотели вернуть свое золото? Если монеты не отличаются от тех, что он видел, они вряд ли могут быть фамильной ценностью, они ведь совсем новые.

Слуга принес чай. Сёнто с удовольствием принял из его рук чашку, поставил ее на свой письменный столик и, медленно поворачивая, стал смотреть на пар, словно вглядываясь куда-то в даль. Он снова подумал о Суйюне и Комаваре — как-то они там? — и покачал головой. Ему не следовало отпускать монаха в пустыню… но выбора не было. Суйюн — единственный человек из окружения Сёнто, кто имеет шансы выжить, попав в плен к дикарям. Единственный, кто может вернуться и доставить так необходимые сведения. И все равно монах — слишком ценный советник, чтобы использовать его услуги таким образом.

Что бы подумали члены ордена, если бы узнали, что их собрат пробирается через пустыню в компании сэйянского князя, переодетого монахом-ботаистом? Сёнто знал, что все братья — прагматики до самой глубины их хваленых душ; они просто сглотнут и молча отвернутся. Защищая учение Просветленного Владыки, они и сами занимались сомнительными делами.

Где-то рядом в коридоре послышался шум, и князь сразу насторожился. Меча под рукой у него не было, но он нащупал рукоять кинжала, спрятанного под одеждой. За стеной раздавались приглушенные голоса: один принадлежал женщине, а другой, несомненно, Каму. Сёнто уже хотел подняться, но тут сёдзи открылись, и в проеме показалась его единственная дочь, княжна Нисима.

Не входя в комнату, она опустилась на колени и коснулась лбом пола. Вслед за ней в дверях возникло лицо Каму. Повинуясь жесту своего господина, управляющий тут же исчез. Створки бесшумно закрылись. Несколько секунд и Сёнто, и его падчерица молчали.

— Кажется, дядя, на этот раз мне удалось застать вас врасплох. Вы даже не находите, что сказать.

— Неправда. Мне хочется сказать так много, что я просто не знаю, с чего начать.

Оба рассмеялись и снова замолчали.

— Сейчас мне снова хочется стать семилетней девочкой.

— Неужели?

— Будь я в том прекрасном возрасте, я снова могла бы кинуться вам на шею.

— Да уж, в твоем нынешнем возрасте это было бы просто неприлично.

— Верно, — вздохнула княжна.

— А вот брат Сатакэ, например, рассматривал природу времени несколько иначе…