Брат солдата (рассказы, повести)

…Единственная колхозная полуторка направилась в сторону Учагача, холма, лежащего восточнее аула. Последние пять лет холм стали называть «кладбище Уча-гач». Вначале маленькие могильные холмики появились у подножия большого холма. А с тех пор как началась война, их стало много, и некоторые из них уже вскарабкались на склон. Сегодня прибавилась ещё одна могила. Эсен-ага перебрался на холм Учагач, так и не дождавшись с фронта трёх своих сыновей. Жизнь отмерила ему восемьдесят лет. «Дай аллах и его сыновьям столько же прожить!» — шептала Дойдук-эдже…

Похоронная процессия вернулась в аул на той же машине. Собственно, процессия вся — восемь стариков за шестьдесят и более лет, сын покойного да сосед Назар-ага с женой. Полуторка ненадолго остановилась у дома Эсена-аги. Шофёру передали поручение — привезти из Суйджикуи питьевой воды. В кабину к нему подсел Ашир, худенький, стройный подросток, — сын Назар-аги.

— Пусть с тобой поедет, поможет, — сказал водителю Назар-ага.

Водитель Петде, молодой, крепкий, бритоголовый парень, с мясистым лицом и крупными руками, высокомерно окинул взглядом тонкую фигурку:

— Какая мне от него польза?

— Не хочешь Ашира брать, возьми в помощь мою старуху… Если считаешь, что от него мало пользы, — сказал Назар-ага.

— Ладно тебе, Назар-ага!

— Тоже не хочешь? Тогда придётся тебе ехать одному: Аширу и здесь дел хватит. Туваку нелегко со всей скотиной управляться.

— Да пусть едет Ашир, мне что…

Из каждого дома погрузили по одной-две бочки, и машина снова направилась в сторону Учагача.

Петде тронул правой рукой подбородок:

— Эх, ждал, ждал сыновей старик Эсен-ага, да так и не дождался! На всех троих пришли извещения, что пропали без вести, а он всё твердил: «Без вести — не погибли. Найдутся, вернутся». II поминки не устраивал, не выставлял угощение в память сыновей… Говорил, бывало: «Война не кончилась, значит, они где-то воюют. Попробуй найди их в этой неразберихе. А кончится — ещё надо ждать. Вот если и после не вернутся… Тогда и поминки справлю, не поздно будет. А если веришь, что человек жив, разве можно говорить о поминках? Говорят: свадьба никогда не стареет, а уж это…» Вот так говорил, бывало, покойник. Никого и слушать не хотел… А теперь и. сам ушёл на тот свет с открытыми глазами. И сыновей не дождался, и поминки им не справил… — Он снова поднёс руку к подбородку. — Да будет дух ваш лёгким, пусть земля им будет пухом!..

Непонятно было: сам с собой вслух рассуждает Петде или с Аширом разговаривает. Ашир, поколебавшись, решил всё же, что тот обращался к нему, и спросил:

— Неужели действительно все три сына Эсена-аги погибли?

— А то как же, — коротко ответил Петде.

— Но тогда их похоронили бы в Учагаче! Не верю я, что они умерли.

— Мал ещё, потому и не веришь. Взрослые-то все верят. Ты вырастешь — тоже поверишь.

— Но ведь Эсен-ага тоже не верил?

Петде не ответил, и Ашир продолжал:

— И моя мама не верит. «Без вести пропал — ещё не убит, не умер». Она тоже так говорит!

— При чём тут твоя мама? Извещения пришли Эсен-аге.

— И нам тоже пришло.

Петде усмехнулся:

— Что ты там выдумываешь? С какой стати извещение о пропавших без вести сыновьях Эсен-аги должно прийти к вам?

— Да нет! Не о сыновьях деда Эсена — о моём брате Курбане. К нам пришло извещение: он пропал без вести.

Петде резко остановил машину:

— Кулхуаллахуахат… — пробормотал он слова молитвы. — Да будет светлым место, где он лежит. Бедный Курбан, он был моим хорошим другом! А я ничего не знал о его гибели!

— Да ведь он не погиб!

— Как — не погиб? Да ведь ты сказал, что получили извещение, что он пропал без вести. А это всё равно: что погиб, что без вести пропал.

— Мама в это не верит. Она сама спросила у отца: «Кто написал, что Курбан пропал? Он сам?» Отец ответил: «Нет, тут чья-то чужая рука и подпись, а я не разберу» — «А раз так, — сказала мать, — я ничему не верю. Сын наш грамотный, и, если бы он действительно куда-нибудь пропал, сам написал бы. А так выходит, те, кто писал, тоже ничего о нём не знают. Пока не увижу своими глазами — не поверю в его смерть…» И нам велела не верить. Вот мы и решили никому не говорить об извещении.

Петде противно хихикнул:

— Хи, хи-хи! «Сам написал бы»! Да разве мёртвый человек сам напишет? Хи-хи! И как это она своими глазами увидит? Хи-хи… И, скажу я тебе, смерть, как ни таи, всё равно не скроешь…

Ашир не на шутку разозлился:

— Ты-то чего смеёшься? Что ты смешного тут нашёл? Мы ещё кладбище не проехали, а тебе вдруг весело стало… Подлец!

Петде всем корпусом повернулся к Аширу. Открыв рот от удивления, он вытаращился на мальчика и наконец произнёс:

— К-кто подлец? Ты что сказал?

— Ты — подлец! Чему ты радуешься?

Ашир думал, что Петде сейчас ударит его, но тот, однако, быстро остыл и уже через минуту спросил почти спокойно:

— Ты что, всерьёз это?.. Ты из-за чего?.. Мне что — плакать теперь? Ты же сам говоришь, что твой брат не погиб, жив. А ведь он был моим другом! Вот я и смеюсь от радости. Почему я не должен радоваться, что мой лучший друг жив!