— Если бы он был твоим лучшим другом, ты воевал бы рядом с ним, а не искал причину, чтоб не пойти на фронт.
Резко заскрипели тормоза, и Ашир ударился лбом о ветровое стекло машины.
— Ты что, — закричал Петде, — не знаешь? У меня нога болит, и потому я освобождён!
— Если бы у тебя в самом деле болела нога, ты бы так на тормоза не давил…
— Ты что, лучше меня знаешь, болит она или не болит в самом деле, — прошипел, тяжело дыша, Петде.
Он то краснел, то бледнел. Пытаясь что-то сказать, открывал рот и только пыхтел, обливаясь потом. Хватал воздух ртом, как рыба в песке. Прошло какое-то время, пока он немного успокоился и с трудом выдавил из себя:
— Ладно, не стану я тебе ничего объяснять… всё равно не поймёшь, почему меня на фронт не взяли.
— Я-то пойму, только ты вряд ли сможешь что-нибудь объяснить. Если только расскажешь, как тебе удалось отвертеться…
На это Петде ничего не ответил. Но долго молчать он был не в силах. Пытаясь как-то замять неприятный разговор, он глубокомысленно произнёс:
— Неприлично спорить со старшими…
В ответ Ашир, раззадоренный собственной смелостью, взъерошенный, как молодой петушок, задиристо хмыкнул:
— Тоже мне, нашёлся аксакал…
— Аксакал не аксакал, а постарше тебя. Потом, ты мне скажи, что я тебе плохого сделал? Чего ты на меня взъелся? Если я пойду на фронт, тебе станет легче, а? Или я у тебя отнимаю кусок хлеба?.. Молчишь? То-то! Да и не всем же воевать, кому-то и в тылу надо работать. Вот сейчас
— Нашлось бы кому…
— Уж не себя ли ты имеешь в виду? — примирительно улыбнулся Петде и похлопал мальчика по плечу, стараясь расположить его к себе. — Хочешь, я научу тебя водить машину?
— Тогда в скором времени, как только я научусь, тебе придётся отправиться на фронт, — ответил Ашир тоном, отвергающим примирение.
— Что ты заладил: фронт да фронт. Я не трусливее других, возьму да поеду, — выпалил Петде, потом, после некоторого раздумья, добавил: — Хотя почему именно я должен ехать на фронт, с больной ногой, если Сары-хромой тоже здесь, не на войне? Он тоже мой одногодок… Почему-то все только на меня пальцем указывают…
— Да ведь Сары-то — калека!
— Я упал, как и Сары. Мы тогда вместе были.
— Ну и что из того, что вы вместе были? С тобой же ничего не случилось. До войны ты не хромал, как Сары, и ногу ты. не ломал, как он.
— Как это со мной ничего не случилось? Ещё как случилось. Просто я тогда ничего не сказал доктору. Боялся, что потом в армию не возьмут, вот и не сказал, что у меня нога сломана. Думал, что сам вылечусь, у знахаря…
— И ты лечился у знахаря?
— Да, но, наверное, не совсем вылечился. Сейчас опять заболела нога.
— Что же это она у тебя разболелась, только когда надо было идти на фронт? А до войны не болела?
— Тебе ничего невозможно втолковать. Зачем тогда объяснять? Уж лучше бы я один таскал бочки с водой, чем тут с тобой…
— Да, конечно, если бы ты эти бочки один на себе перетаскал, то все поверили бы, что у тебя сильно нога болит!
— Прекрати задираться! Не хочу я больше об этом с тобой говорить, — раздражённо рявкнул Петде и прибавил скорость. На лице его явно читалась досада.
«Наверное, жалеет, что согласился взять меня с собой», — подумал Ашир. И действительно, Петде думал: «И зачем я взял его с собой? Чтоб этот сопляк, у которого на губах молоко не обсохло, обвинял меня, а я ещё и оправдывался перед ним?.. Уж лучше было уйти на фронт и там погибнуть смертью храбрых. Что бы они тогда тут говорили?» И он представил себе, что в него целится фашист в каске, такой, которого он видел, на плакате, и поёжился: «Не-ет, пусть уж лучше тут болтают что хотят, потерплю. Живая мышь лучше мёртвого льва. Кончится война, и все забудут, перестанут чесать язык», — решил он и, успокоившись, повеселел, даже замурлыкал что-то вроде песенки себе под нос.
До Суйджикуи добрались уже далеко за полдень. Пока набрали воды в бочки, пока погрузили их в машину, прошло немало времени. Тронулись в путь к вечеру. Из-за пасмурной погоды быстро стемнело. Петде забеспокоился:
— Хоть бы дождь не начался, пока доберёмся в аул.
«Все только и молят аллаха, чтоб пошёл дождь, а он…» — сердито подумал Ашир и спросил:
— Почему ты не хочешь, чтоб пошёл дождь?
— А ты что, хочешь застрять где-нибудь в дороге?
— Да уж лучше застрять. Такая засуха, весь народ без воды стонет… Я согласен всю ночь просидеть на дороге, лишь бы дождь пошёл!
Ашир чуть не по пояс высунулся в открытое боковое окно кабины и закричал что есть мочи:
— Дождя хочу! Пусть пойдёт дождь!
Тем временем на лобовом стекле машины появились первые дождевые капли.
— Будь ты проклят со своей мольбой, — буркнул Петде, покосившись на Ашира.
Вдруг мокрые пятна на стекле потемнели. Петде наклонился к стеклу:
— Пыль поднялась. Значит, дождь скоро прекратится.
— Твои молитвы услышаны аллахом, можешь радоваться, — сердито сказал Ашир.