— Алтын-эдже, Петде уже вернулся с работы? — спросил Ашир.
— А ты кто, мальчик, чей будешь?
— Я Ашир, сын Назара. А где Петде?
— Дома он. Лежит больной. Сегодня совсем не ходил на работу.
— А что случилось с Петде, чем заболел?
— Ох, уж и не знаю. Вчера ночью проезжал кладбище Учагач и нечистая сила остановила его машину, говорит он. Приехал — лица нет на нём, весь дрожит…
Ашир вошёл в дом и позвал:
— Петде!
Одеяло на постели зашевелилось. Ашир подошёл поближе и приподнял его край. На него глянули припухшие от долгого сна глаза Петде.
— Что с тобой, Петде?
Петде, не ответив, натянул на голову одеяло.
— Не хочешь говорить?
— Не хочу я ни с кем говорить, а с тобой тем более. Ты мне вчера надоел, — услышал Ашир глухо доносившийся сквозь одеяло голос.
— Ладно тебе! Это ты из-за вчерашнего?..
Одеяло зашевелилось:
— Уйди, говорю!
— Не буду я об этом. Я к тебе за другим пришёл. Ты скажи мне толком, что тебе сказали в заготконторе? Правда, что они шкуры нашей выделки принимать не хотят?
Петде высунулся из-под одеяла и зло уставился щёлочками глаз на Ашира:
— Да, не будут принимать.
— Почему? Низкое качество?
— Да, низкое качество!
— А что мы не так делаем? Скажи, Петде, разве мы неправильно обрабатываем шкуры или освежёвываем? А как надо? Скажи!
— Если ты не уйдёшь сейчас, то я на твоей шкуре покажу, как надо освежёвывать и обрабатывать! — сев в постели, закричал во весь голос Петде. Лицо его стало красным, как помидор. — Ты что, хочешь меня совсем доконать? Уходи скорее отсюда! — уже тихо добавил он и откинулся на подушку.
В комнату вбежала Алтын-эдже и кинулась к сыну.
— Что случилось, сыночек мой? Успокойся, Петде-джан! Я сейчас яйцо разобью, и приложим к сердцу. Вай, сколько я тебя просила, чтоб ты ночью мимо этого кладбища не ездил! Это всё злые духи…
Она вынула из постели кусочек чёрной кошмы, разбила яйцо и вылила его на кошму.
— Приложи, Петде-джан, к сердцу…
— Вай, Алтын-эдже, что вы делаете?
— Ты же видишь, какой он! У него сердце разорваться может. Чтоб этого не случилось, надо приложить сырое яйцо, и аллах сбережёт…
Ашир хотел сказать, что если и есть у Петде сердце, то оно в пятках, потому что он злой трус, но сдержался. Только спросил:
— А нет ли ещё одного яйца?
— Зачем?
— Для меня. Ведь я вчера вместе с Петде ездил. И когда машина остановилась у кладбища, тоже был с ним. Так что и мне надо яйцо.
— Но с тобой ничего не случилось! Вон ты какой весёлый…
— С сердцем не случилось, а с животом — случилось. Потому я просто выпью яйцо.
— А что с твоим животом?
— Да я так смеялся над твоим сыном, что надорвал живот.
— И чего же это ты так веселился? Знаешь, говорят: но смейся над соседом — можешь оказаться на его месте. Пусть накажет тебя аллах!
— Да ничего с вашим Петде не случилось. Он просто трус…
Петде резко вскочил с постели:
— Убирайся отсюда!
— Я-то пойду, но ты… Если не выйдешь завтра на работу, я всему аулу расскажу, чем ты болеешь…
На дороге Ашира окликнул Тойли — слабоумный, гарцевавший верхом на палочке в окружении малолетней детворы:
— Эй, Ашир, эй!
— Чего тебе, Тойли?
— Ты у Петде был? Его вчера на кладбище привидения и джинны побили, потому он и заболел! Скажи, Ашир, кто теперь машину будет водить? Ведь Петде умрёт теперь!
— Не бойся, Тойли-джан, он не умрёт.
— Конечно, — согласился Тойли, — ведь умирают только на войне…
— На войне тоже не все погибают.
— А Петде говорил, что все. Он говорил: «Пойти на войну — всё равно что добровольно умереть». И ещё говорил он: «Вот Курбан, старший брат Ашира, пошёл на войну и уже умер, убили его…» Так Петде сказал.
— Не верь его словам, Тойли. Это неправда. Мой брат жив и бьёт врагов на фронте. И пока всех не перебьёт, будет сражаться.
— Вай, значит, Петде врёт?
— Конечно!
— Пойду ему скажу, что Курбан не умер. Он, наверное, просто не знает… А я пойду и скажу, что его друг Курбан на фронте и будет сражаться, пока всех врагов не перебьёт. Ребята! За мной, — скомандовал Тойли своему босоногому войску, и все бросились вперёд вприпрыжку с криками: «Ура! Вперёд! Бей врага!»
«Пожалуй, перепугают они своими криками Петде, — подумал Ашир. — Бедный Тойли, ровесник Тувака…»
Тойли поскакал к дому Петде и натянул невидимые поводья: «Стой, мой конь!» Потом скомандовал своему войску:
— Вы оставайтесь здесь, а я пойду на выполнение боевого задания.
Он осторожно приоткрыл калитку и крикнул:
— Алтын-эдже!
Во дворе было тихо. Тойли подошёл к порогу:
— Петде!
И снова тишина. Прошёл внутрь и огляделся. Укутанный одеялом чуть не до макушки, в углу, на постели лежал Петде.
— Вах-вах, бедный Петде! — сказал горестно Тойли и заглянул в лицо лежащему неподвижно парню. — Неужели он умер? Петде, скажи что-нибудь? Ты не умер, Петде?
— Да, я умер, — прозвучало глухо в ответ.
— Ой, как же так? Почему ты умер, Петде? Ведь ты говорил, что молодые умирают на войне, а ты же не на войне!
Петде молчал.
— Петде, открой глаза, я тебе кое-что скажу хорошее! Хорошую новость!
— Разве же мёртвые открывают глаза, дурачок! Ну, говори, что хотел!
— Ой, значит, ты не умер? Как хорошо! — обрадовался Тойли и присел на корточки у изголовья постели.