В эту ночь Жофре нашёл приют в чащобе из кустарников, высоких, как деревья, у кромки ручья, подёрнувшегося льдом. На этой стороне гор он уже не решался развести костёр и позволил себе подкрепиться лишь крохотной порцией припаса. Поскольку у него не было монет для путешествия, запасы продовольствия и приют ему могло обеспечить только удачное применение воровских навыков. Однако судя по тому, что ему приходилось слышать, в портовом городе, если ему только удастся до него добраться, найдутся люди, которые примут его в свои шайки с большим удовольствием. Братьям не было нужды прославлять себя; это сделала за них история Асбаргана.
У него не было монет, но он имел нечто другое. Не в первый раз за этот день его рука прикасалась к поясу и предмету, который на нём висел. Он не знал, что несёт, но не сомневался, что это – ценность. И он слышал, как купец Дис, посетивший их Ложу как раз накануне её краха, рассказывал, что офф-велдеры дают хорошие деньги за любые странные старинные предметы. Жофре не решился бы предложить то, что нёс какому-нибудь лорду, вещь слишком была связана с Братьями, но офф-велдер не будет столь щепетильным. Да, он найдёт покупателя, уж он постарается! Выставив караул из камней, Жофре настроил свой мозг на пробуждение при любых изменениях обстановки и наконец заснул. Это была всего лишь неглубокая дрёма, но её было достаточно, чтобы восстановить бо́льшую часть энергии, израсходованной за минувший день.
Жофре понадобилось десять дней для достижения цели. Чтобы прокормиться, ему пришлось использовать все уловки разведчика, заброшенного на вражескую территорию. Он переменил одежду, забравшись на ферму, на день покинутую хозяевами, которые, должно быть, отправились в соседнюю деревню, так что ему удалось выбрать то, что больше всего подходило для его нужд. Поверх полевого костюма он надел тунику и плащ, свернув прежний костюм в узел, который мог нести любой прохожий. Ему было трудно отказаться от тюрбана и полумаски, принятых в его ордене. Без них, с полностью открытым лицом, он казался себе незащищённым. А бросив взгляд на своё отражение в придорожной луже, он увидел совершенно чужое лицо.
У него был рост, обычный для офф-велдерской расы, хотя он и не знал своего точного происхождения, поэтому он всегда выделялся среди местных жителей. Но волосы у него были такие же тёмные, как у них. Только глаза цвета хорошо отполированного лезвия ножа опять-таки отличались от неизменно карих глаз асбарганцев. В этой грубой одежде он вполне мог сойти за офф-велдера, хотя его знание звёзд было исключительно поверхностным и он мог выдать себя всякий раз, когда открыл бы рот. К сожалению, в последний день путешествия, прежде чем войти в порт, он разбил вдребезги остатки прута. Принадлежность этого предмета Братьям была слишком очевидна, ни один равнинник никогда такого не использовал. Теперь ему придётся выйти на дорогу, но прежде, чем это сделать, он забрался в заросли, чтобы подготовиться. Он вновь призвал Внутреннюю Жизнь, чтобы напитаться ею. Его руки складывались в жесты: «зарождающая-мысль», «острый-глаз», «чуткое-ухо», «готовая-рука», «быстрая-нога». Он делал всё более глубокие вдохи, словно наполняя лёгкие видимой силой, исходящей от этого прохладного воздуха.
Его глаза больше не видели окружающего мира, им предстали символы, словно вытравленные в воздухе, каждый из которых имел свои значение и ценность. То, что растёт, имеет корни, и сила должна в нём укорениться. Поглотив порывы ветра, она должна была напитать его дух, поселиться в нём…
Теперь Жофре обнажил свой кинжал. Это не будет церемонией принесения присяги, потому что присяги стали ему недоступны, оставалось присягнуть только себе, своим внутренним потребностям. Он сбросил перчатку и по очереди коснулся остриём кинжала кончика каждого пальца, нажимая настолько, чтобы везде показалась бусинка крови.
Резко тряхнув запястьем, он сбросил их в воздух. Потом поднёс руку ко рту, облизал все крошечные ранки, чтобы они затянулись. Он пролил ритуальную кровь и приготовился к движению вперёд, хотя его единственная миссия состояла в том, чтобы таковую найти.
Рас Зарн с рафинированной вежливостью извинившись перед офф-велдером, сообщил, что должен ненадолго его оставить. Он точно знал, кто этот незнакомец, что он связан со своей родиной и всеми полётами. Хотя он был уверен, что этот Робер Гренджер не имеет понятия, что это ему известно.
– Прошу прощения, джентльомо, – ещё раз склонился в поклоне Зарн. – В этот час у меня встреча, которую я не могу отложить, как бы мне этого ни хотелось, ведь то, что вы рассказываете, представляет огромный интерес. Однако то, что меня отрывает, не продлится долго, и я просил бы, чтобы вы, джентльомо, любезно согласились подождать меня, если найдёте это возможным. Я искренне верю, джентльомо, что нам удастся заключить сделку.