Брат Томас

Брат Виктор, бывший морской пехотинец, ходил среди остальных монахов, дабы убедиться, что все необходимые инструменты доставлены в район сосредоточения.

Отойдя на два шага от двери, я заметил брата Костяшки, он заговорщицки мне кивнул, и мы тут же отошли в дальний конец приемной, чтобы переброситься парой слов наедине.

— Укреплять и защищаться против кого, сынок? — спросил меня брат Костяшки, когда я передал ему ключи от вездехода, на котором приехал Романович. — Когда ты «ложишься на матрасы»,[31] принято знать, с кем воюешь.

— В том, что они — плохиши, можете не сомневаться, но объяснять что-либо здесь времени у меня нет. Я все расскажу в школе. Моя главная проблема — как все объяснить братьям, потому что ситуация более чем странная.

— Я поручусь за тебя, парень. Когда Костяшки говорит, что чье-то слово — золото, сомневающихся не бывает.

— На этот раз точно будут.

— Лучше бы не было. — Лицо брата Костяшки закаменело, и он превратился в бога из древнего храма, который жестоко карал сомневающихся. — Лучше бы сомневающихся в тебе не было. А кроме того, может, они и не знают, что Бог держит руку у тебя на голове, но ты им нравишься, и они чувствуют, что ты особенный.

— И они без ума от моих оладий.

— Оладьи тебе только в плюс.

— Я нашел брата Тимоти, — сообщил я. Каменное лицо чуть расслабилось.

— Нашел бедного брата Тимоти таким, как я и предполагал, не правда ли?

— Не совсем таким, сэр. Но да, он уже с Богом.

Перекрестившись, брат Костяшки пробормотал молитву за упокой души брата Тимоти.

— Теперь мы точно знаем, что Тим не убежал в Рено за двумя «эр». Шерифу придется взглянуть правде в лицо, обеспечить детям защиту, о которой ты говоришь.

— Хотелось бы, чтобы он обеспечил, но пока рассчитывать на это не стоит. Тела у нас по-прежнему нет.

— Может, у меня что-то с ушами, но вроде бы ты сказал, что нашел его тело.

— Да, сэр, я нашел его тело, но теперь от него осталась разве что первая пара сантиметров лица, завернутая, как крышка банки с сардинами.

Глядя мне в глаза, брат Костяшки обдумал мои слова.

— Ты говоришь что-то непонятное, сынок.

— Да, сэр, непонятное. Я все расскажу, когда мы доберемся до школы, и после моего рассказа все станет еще более непонятным.

— И ты думаешь, этот русский парень, он как-то с этим завязан?

— Он — не библиотекарь, а если раньше и был могильщиком, то не ждал, когда работа придет к нему, сам ею себя обеспечивал.

— Этого я тоже понять не могу. Как твое плечо?

— Немного побаливает, но терпимо. А с головой все в порядке, заверяю вас, сотрясения мозга не было.

Половина одетых для непогоды монахов уже занесла свои вещи в вездеходы, вторая половина толпилась у дверей, когда брат Саул, он в школу не ехал, подошел к нам, чтобы сказать, что телефоны аббатства замолчали.

— Так обычно и бывает в такую сильную непогоду? — спросил я.

Брат Костяшки покачал головой.

— За все годы, проведенные мною здесь, может, случалось один раз.

— Есть еще мобильники, — напомнил я.

— Что-то подсказывает мне, что с мобильниками будет та же история, сынок.

Даже в хорошую погоду мобильная связь в этом горном районе была не очень устойчива. Я выудил мобильник из кармана куртки, включил, мы подождали, пока осветившийся экран сообщит нам дурные новости, и он сообщил.

Получалось, что в момент кризиса, если б он наступил, нас лишили надежной связи между школой и аббатством.

— Когда я работал у Мартинелли, для схожих ситуаций у нас была одна фраза, которую мы произносили, если случалось слишком много странных совпадений.

— Никаких совпадений нет, — напомнил я.

— Разумеется. Мы говорили: «Кому-то из нас ФБР вставило «жучка» в задний проход».

— Хлесткая фраза, сэр, но я был бы счастлив, если бы речь шла о ФБР.

— Ну, я тогда принадлежал к темной стороне. Тебе бы лучше сказать русскому, что обратного билета у него нет.

— Его ключи у вас.

С ящиком для инструментов в одной руке и бейсбольной битой в другой последний одетый в комбинезон и куртку монах вышел за дверь. Русского в комнате не было.

Когда брат Костяшки и я покинули приемную, Родион Романович уже отъезжал на первом вездеходе, загруженном монахами и их снаряжением.

— Будь я проклят! — вырвалось у меня.

— Ты поосторожней с такими словами, сынок.

— Он взял оба комплекта ключей.

Романович доехал до поворота за церковь и остановился, вероятно дожидаясь, пока я последую за ним.

— Это плохо, — я покачал головой.

— Может, Бог счел необходимым вмешаться и ты пока просто не понимаешь, что это как раз хорошо.

— В вас говорит вера или неуемный оптимизм мыша, который спас принцессу?

— В принципе, первое не так уж и отличается от второго. Ты поведешь вездеход?

Я протянул брату Костяшки ключи от второго вездехода.

— Нет. Хочу просто сидеть и ругать себя за глупость.

Глава 37

Небо, похоже, подсвечивало день меньше, чем укрытая белоснежным одеялом земля, словно настоящее солнце умирало, а из земли рождалось новое, пусть и холодное, которое давало немного света, но никакого тепла.