Брат вождя, или Увидеть Кима и умереть

Он приехал туда ради встречи с католическим епископом Анджело, личным духовником нового президента страны. Странно было произносить европейское имя, обращаясь к корейцу. Но, путешествуя по югу Кореи, Шувалов понял, что католицизм удивительным образом вписался в восточное общество, и люди в сутанах уже не казались ему неуместными на фоне буддистских пагод.

– Католическая церковь всегда выступала против диктатуры, – говорил епископ Анджело. – Когда-то правительство считало нас почти коммунистами, хотя на самом деле священнослужителям запрещено принимать участие в политической жизни. Но наше учение предписывает любить ближних и быть милосердными к ним. Получается, что в условиях диктатуры эти качества приравниваются к антигосударственной деятельности. Обет целибата – безбрачие – избавляет нас от забот о семье, от мыслей о заработке, и мы все силы отдаем общественному делу. Дома для сирот, для престарелых – вот чем мы занимаемся.

– Вы полагаете, что милосердие, способность жить заботами других людей – привилегия верующих? – спросил Шувалов.

– Нисколько не сомневаюсь, что среди неверующих множество прекрасных, высоконравственных людей, – ответил епископ Анджело. – Но, думаю, они чаще ощущают недостаток сил для совершения благих дел. Нам легче, мы черпаем силы в вере.

Деревня Святого Лазаря располагалась между гор, покрытых лесом. Шувалов мог представить себе летнее буйство красок, когда все цветет, но и под усталым зимним солнцем деревня казалась вечнозеленой. В сознании Виталия этот чудесный уголок никак не сочетался с неизлечимой болезнью. Болезнь гнездится в облицованных кафелем палатах, где пахнет дезинфекцией, дешевыми лекарствами и нечистотами, где бродят жалкие тени в одинаковых халатах, с презрительным равнодушием отталкиваемые медициной… А тут идеальный порядок, чистота, ухоженные дорожки, подстриженные газоны.

Но вот появились люди, которые двигались медленно и неуверенно, помогая друг другу. Это были жители деревни Святого Лазаря. Они подошли совсем близко и с любопытством разглядывали новое лицо, а Шувалову стало не по себе. Он боялся этих стариков и старух, ветхих и беспомощных, передвигавшихся по взрастившей их земле с помощью палок или опираясь на плечо соседа.

В тот момент он подумал, что возможность побеседовать с епископом не стоит риска заразиться. Больные приветствовали епископа Анджело и отца Александра Ли. Дальше все пошли вместе, направляясь в часовню на вечернюю молитву. Шувалов оказался в самой середине этой группы. Он засунул руки поглубже в карманы и старался дышать только носом…

Ни одна медицинская энциклопедия не могла его утешить: лечению в прямом смысле этого слова такой недуг не поддается. Врачи научились лишь продлевать больным жизнь и умерять страдания. Люди, которые брели справа и слева, сзади и впереди него, были обречены.

Благополучные жители индустриальных городов забыли об этой болезни. Но она не забыла о человеке. В мире зарегистрировано два миллиона зараженных. Еще десять миллионов не подозревают о том, что больны, или не имеют возможности получить медицинскую помощь. Это болезнь нищеты. Это проказа. Деревня Святого Лазаря, куда приехал Шувалов, – лепрозорий, гетто для больных проказой.

В энциклопедии Шувалов прочитал, что лепра вызывается бациллой Хансена, но никто не знает, как происходит заражение. Через кожу? Через дыхательные пути?

Болезнь незаметно проникает в человека, и несколько лет он не подозревает о том, что обречен. Энциклопедия милосердна: ее составители не употребляют таких безжалостных слов. Бесстрастная лексика – «инкубационный период», «поражение лимфатических узлов, нервных стволов»…

Мальчишкой Шувалов читал рассказы Артура Конан-Дойла о пиратах и вмиг вспомнил, как погиб один из его героев – капитан Шарки.

«– Посмотри на ее руку, капитан Шарки! – закричал доктор. – Ради бога, взгляни на ее руку!

Шарки уставился на руку, которая ласкала его. Она была странного мертвенно-бледного цвета, с желтыми лоснящимися перепонками между пальцев.

Кожа была припудрена белой пушистой пылью, напоминавшей муку на свежеиспеченной булке. Пыль густым слоем покрывала шею и щеку капитана Шарки…

– Капитан Шарки, – сказал доктор, – было бы бесчестно обманывать тебя. Ни один человек, на которого попали чешуйки проказы, не может спастись»[1].

И в этот момент отец Александр подал руку старику, опиравшемуся на палку. Что это? Геройство? Лихость? Равнодушие к смерти? Осознанный риск? Уверенность в собственной безопасности?

С содроганием Шувалов смотрел на искалеченные кисти несчастных: у многих не хватало пальцев на руках, но описанных Конан-Дойлом перепонок и белых чешуек он не увидел. Видимо, кожа обработана врачами, и прокаженные все-таки не считаются заразными. Но ведь не зря их держат в лепрозории.

– В деревне Святого Лазаря живут сто пятьдесят очень больных людей, – рассказал епископ. – Правительство оплачивает им еду и одежду.

– А остальное? – спросил Шувалов.

– Остальное мы должны собрать сами, – объяснил отец Александр.