– И все же, сколько бы оно стоило… несколько миллионов?
Полено на полено в штабель, который не должен рассыпаться; потом Сэм закрыл дверь сарая, накинул крючок.
– Ты, Джон, правда думаешь, что его можно продать? Дом убийцы? Так его и называют, до сих пор, хотя столько лет прошло.
Между сараем и домом было всего несколько шагов, Сэм вошел в прихожую, оставив дверь открытой настежь.
– Сплетни отсюда не уходят, все крутятся, трутся вдоль берега. Да здешние болтуны едва глядят на меня, убийца вернулся – вот что они говорят, когда думают, что я не слышу.
Бронкс заглянул в распахнутую дверь, в маленькую прихожую и кухню, но ноги отказывались двигаться, не хотели входить в страх, въевшийся в эти стены.
– Паромщик – единственный, кто не набит предрассудками. Помнишь его, Джон? Я даже думаю, что он мне симпатизирует. Может, это не так уж странно? Он ведь единственный видел отца насквозь.
Он все стоял и слушал голос, который – независимо от того, где находился брат – обращался к нему с некоторой дистанции, абсолютно обнаженные чувства, словно оба опять оказались в комнате для свиданий.
– Тепло выпускаешь.
Бронкс смотрел, как Сэм складывает дрова в ржавый жестяной ящик, который всегда стоял справа от печи.
– Я закрываю дверь. Хочешь – входи, хочешь – оставайся на улице.
Проклятый коридор.
В последний раз Бронкс стоял тут подростком.
Сейчас, когда он вошел, прихожая показалась ему невероятно маленькой, как и кухня, где Сэм совал поленья в печь и ворочал кочергой в красных углях. Он отчетливо видел лицо брата; сколько же морщин прибавилось под глазами с последнего раза. Как у отца. Он раньше никогда не думал об этом – что отцу было около сорока, когда его убили, примерно столько же, сколько сейчас его сыновьям.
– Значит, ты приехал, чтобы пригласить меня… вон отсюда?
Сэм улыбнулся, издевательски.
– В таком случае, братишка, ты опоздал не на один месяц.
– Нет. Раз не хочешь иметь со мной дела просто как человек, я приехал сюда как полицейский.
Бронкс достал из кармана пальто фотографию, положил на кухонный стол там, где когда-то было его место.
– Знаешь его?
Сэм даже не посмотрел на портрет, извлеченный из реестра исправительных учреждений.
– Я все еще ни на кого не доношу.
– Сэм, ты больше не в тюрьме.
– Но ты, Джон, ты-то по-прежнему полицейский.
Бронкс подвинул фотографию к Сэму.
– Я
– Ну так исключи меня.
– Если ты расскажешь мне, что ты делал в понедельник между четырьмя и пятью часами.
– Это ж ты у нас полицейский. Узнавай.
Бронкс положил еще одну фотографию поверх предыдущей. Это лицо в точности закрыло собой нижнее, словно в реестре существовал особый стандарт.
– С ним ты тоже сидел. Лео Дувняк.
– И?
– Господи, Сэм… черт тебя подери… Мы могли бы покончить с этим, и оба, ты и я, получить, что хотим – ты спокойно останешься тут, а я уберусь отсюда – при условии, что ты поговоришь со мной.
Еще одно полено в огонь. Хотя оно там явно лишнее.
– Ладно. Говори.
Бронкс смотрел, как густой черный дым струится вверх из трещины в плите; дышать стало труднее.
– Согласно записям пенитенциарного ведомства вы с Дувняком сидели вместе больше года. С кем он сошелся близко за это время?
– А я откуда знаю.
– Был кто-нибудь, с кем он много общался?
– Общался, как общаются в любом отделении.
– Тюремный коридор не так велик – вы таскались друг к другу постоянно. Ты должен знать, с кем он сблизился.
– Никто ни с кем не сближается, там все только рвутся на свободу.
В домике стало тихо, так же тихо, как снаружи. Поленья, которые раньше слабо постанывали, теперь отчетливо и громко трещали.
– Печь дымит, видишь? Надо плиту заменить. Помню, как мама ее меняла, когда мы были маленькими.
Серый дым красиво слоился над печкой, Бронкс покоился в нем, пока дым медленно поднимался к потолку. Бронкс подошел к столу, собрал фотографии. Более подробных ответов он не добьется, сколько ни задавай с вариациями одни и те же вопросы.
Он открыл входную дверь, и дым неловко встрепенулся, потянулся за ним.
Но на каменных ступеньках Бронкс остановился, повернулся, снова вошел внутрь.
– Ты рассказывал кому-нибудь о нас, Сэм?
– Чего?
– О том, что случилось здесь?
– Кто это спрашивает? Все еще легавый?
– Понимай как хочешь.
Сэм снова глумливо ухмыльнулся.
– А если и рассказывал?
И вошел в гостиную, указал на две маленькие спальни.
– В смысле – что случилось там? Проходи, Джон, и я
– Я знаю, что случилось.
– Да ни черта ты не знаешь!
Сэм исчез из поля зрения, шагнув к спальне. Бронксу пришлось шагнуть за ним, чтобы не потерять брата из виду.