Брат за брата

– Таким образом, Винсент Дувняк стал четвертым предполагаемым грабителем, кого я сегодня вычеркиваю из списка. А и Б – Санчес и Бернард – имеют надежное алиби, так же, как средний брат, Феликс Дувняк. У младшего, Винсента, алиби нет – но все факты говорят в его пользу. Из всех Дувняков именно он совершенно точно отказался от уголовщины, полностью возместил жертвам ущерб; у него фирма с оборотом, который каждый квартал увеличивается, он был, по словам тюремного персонала, единственным, кто не встретил старшего брата у ворот, словно старался держать его на расстоянии. У него просто-напросто нет ни мотива, ни вот этих примерно тридцати кило мускулатуры, которые есть у спины на пандусе.

Она подождала, думая, что Бронкс заговорит о своей части списка. Но Бронкс молчал, и Элиса продолжила.

– И потом, если на мгновение отвлечься от собранных фактов… младший брат кажется…уязвимым, он не как другие.

– Уязвимым?

– Да. Открытым. К нему можно приблизиться. Если нам понадобится.

Она снова подождала.

– Джон? Теперь ты расскажи мне, что ты узнал.

Снова молчание.

– Насчет В и Г.

Он писал. Элиса увидела, что один угол листа А4 плотно исписан – Бронкс, должно быть, делал пометки, просматривая кадры на экране.

Вот почему он не отвечал. Он заметил что-то важное.

Элиса подошла ближе.

Каракули.

Вот что он делал. Бесцельно водил шариковой ручкой по бумаге, какие-то штрихи, невнятный рисунок – может, цветок, может, звезда.

– Сэм Ларсен. Семир Мхамди. Джон, что насчет них?

Наконец он отложил ручку – он рисовал человечка, лицо, теперь она это рассмотрела, – остановил запись, спина застыла, когда запрыгивала в кабину фургончика.

И посмотрел на Элису.

– Алиби.

Но – какая странная улыбка. Недоясная.

– У обоих, к сожалению.

* * *

Волосы, клочками падавшие в белую раковину, не соответствовали его собственному представлению о себе. Из трех братьев именно он унаследовал материнские волосы, светлые. И словно застрял в прошлом, продолжая видеть себя блондином. Только сейчас, когда пряди падали, освобожденные, с его головы, противореча его воспоминаниям, Лео Дувняк увидел свой взрослый цвет. Он стал ощутимо темнее.

Бритва была поставлена на ноль миллиметров и оставляла после себя голую кожу. Дорожка, еще дорожка, еще дорожка через темя, и наконец отражение в зеркале почти стало отражением другого человека, если бы не голубые глаза, глаза все еще были его.

Новые лежали в пластмассовой коробочке и были карими, даже темно-карими. Две линзы, которые он, взяв на кончики пальцев, осторожно приложил к роговой оболочке, одну за другой. После этого Лео постарался не смотреть в зеркало. Он не хотел лишать себя первого впечатления от общей картины, от своего целиком изменившегося облика.

Лео вышел из ванной в прихожую, направляясь в единственную комнату квартиры. Почти лишенное мебели жилище с кухней на верхнем этаже дома в части города, именуемой Гамла Сикла и привычно ценимой за красивые виды на Накку и на центр Стокгольма. Но нынешний ее обитатель предпочитал держать жалюзи опущенными.

Кровать была единственным задержавшимся в комнате предметом мебели. Мягкий свет потолочной лампы падал на расправленную полицейскую форму и портупею, лежавшие на покрывале. В тени под кроватью стояли тяжелые ботинки.

Он оделся.

И, прежде чем вернуться к зеркалу, взялся за ручку двери, зажмурился, вслепую сделал последний шаг… остановился, когда бедро уперлось в раковину. Линзы давили и щекотали. Сейчас он откроет глаза и посмотрит, но сначала он левой пяткой нащупает высокий порожек и перешагнет через него. Правильное расстояние – это важно. Должна быть видна вся верхняя часть тела.

Он выпрямился, веки скользнули вверх.

Полицейский в зеркале улыбался. Макушка блестела, темные глаза глядели приветливо. Но именно мундир поддерживал иллюзию, создавал равновесие между головой и телом.

Он был более чем доволен своим новым отражением.

Теперь не хватало только номера 4572/56 из протокола изъятия: солнечных очков.

* * *

Я солгал ей.

Бронкс еще ниже нагнулся к экрану компьютера, уставился в него; края картинки размылись, стали мутными. Он надеялся, что Элиса не заглянет к нему, проходя по коридору.

Хорошо бы она не поняла по его внешнему виду, что творится у него в душе.

Алиби. У обоих.

А еще Бронкс надеялся, что его попытка изобразить себя обычного удалась.

Ему пришлось разыграть обычность. Целый день он отсматривал записи с камер наблюдения – и пока только он знал, что в деле замешан его собственный брат.

Бронкс потянулся, откинулся назад, и размытое стало отчетливым: застывшее изображение спины. Грабитель в маске. Избавиться от этой спины ему не удавалось. Он смотрел на нее всего пару часов назад. Топор над головой Сэма, острое лезвие на колоде.