Дверь закрылась и отрезала нас от шума коридора. Я встретился с карими глазами Лины. Уставшими, заплаканными и будто прибавившими десяток лет карими глазами. Она смотрела на меня без единой эмоции пару секунд, потом просто отвернулась к стене, обняв руками подушку.
Её болезненный вид и абсолютно разбитое состояние словно выворачивали душу. Но как же ей помочь, если она меня отвергает теперь? А нужна ли ей моя помощь?
Я прошёл по палате и сел на край её кровати. Лина демонстративно подобрала ноги под себя и отодвинулась от меня, продолжая разглядывать жухлые листья за окном больничной палаты.
— Лин, — сказал я и положил руку на её ногу. — Ну что ты как ребёнок?..
— Убери руку! — вспыхнула она и отодвинулась ещё, небрежно скинув мои пальцы с себя.
— Лина. Ну прекращай. Мне ведь тоже тяжело.
— Не трогай меня, сказала, — почти рявкнула она. — Что ты пришёл? Я не желаю тебя видеть. Сказала же! Уходи!
— Ангелин, ну не веди себя как маленькая девочка! — попросил я, стараясь не злиться на эти выпады в мою сторону. — Нам надо поговорить.
— Уйди, Марат, — покачала она головой.
— Лина...
— Марат, уйди! — трясла она головой сильнее.
— Ангелина!
— Уйди, уйди, уйди... — трясла она головой, зажав уши руками. — Не хочу тебя слушать...
Поймал её за руки и отнял от лица.
— Нам необходимо поговорить, — сказал я ей. — Ты думаешь, тебе одной плохо? Это ведь и мой ребёнок был...
Она смотрела на меня прямо. Упоминание о малыше в прошедшем времени доставило ей новые страдания. Губы задрожали. Плохой ей, очень плохо. И вдвойне тяжело, что в такой ситуации она меня гонит, не даёт нам поддержать друг друга. Но это и меня касается, и говорить об этом необходимо.
— Ты же говорил, что он не твой, — почти шептала она, её душили новые слёзы, бегущие по щекам одна за другой.
Я опустил глаза, потому что мне снова стало больно. Больно, что я действительно сомневался, мой ли ребёнок, что не доверял ей как следует в браке. Она попыталась вырвать свои руки из моих, я чувствовал, как сейчас ей в самом деле претят мои касания. Она отвергает меня, она не играет и не шутит. Я принёс ей слишком много боли в последнее время, а потеря маленького стала последней каплей в чаше боли моей жены. Теперь она расплескалась, заливая горечью всех вокруг.
— Мой, — ответил я, вцепившись в её руки так, словно они мой спасательный круг, словно если она их отнимет сейчас у меня, я немедленно умру.
— Ты же не верил! — всхлипнула она, не оставляя попыток избавиться от моих прикосновений и раня меня этим ещё глубже. — Тест ДНК ждал... Что изменилось?
— Я знаю, что ребёнок был моим, — ответил я, набравшись сил посмотреть в её карие глаза. — Я теперь всё знаю, Лин.
— Что всё? — непонимающе уточнила она.
— Как всё было... — винился я. — Знаю, что ты ни в чём не виновата.
Она молчала и опустила глаза. Лина не знала, радоваться ли ей или ещё горше плакать, что её упёртый муж ей всё же поверил, да только с огромным опозданием и через кучу наломанных дров.
Блядь, у нас с Линой может быть хоть когда-то всё просто и легко? Роковая женщина для меня, роковые отношения и роковая любовь. Что бы она сейчас ни делала и ни говорила — я не отпущу её.
— Я вспомнил о бутылке, — продолжил я, решив поделиться с ней тем, как обнаружил правду. — Я уже давно сомневаюсь в том, что увидел всё верно, искал доказательства. Марк исчез, он бежал от нападок кого-то, поговорить с ним я не мог, но вспомнил, что он, кажется, без бутылки был, когда мои парни его выкинули на улицу избитого. И нашёл эту бутылку под диваном... Клининг подкачал, и под диваном не пылесосили недели две, вода так и валялась там с тех пор, как закатилась туда в тот злополучный вечер.
Она снова заёрзала на кровати, и в её глазах появились стыд и боль. Лина понимает, что это было самой настоящей попыткой изнасилования, и переживает это всё снова. Я мягко сжал её руки. Даже если она не хочет меня чувствовать, я пытался сказать, что я с ней и поддерживаю свою девочку. Да, я виноват, но я заслужу прощение.
— Я отвёз эту бутылку на экспертизу, и в лаборатории мне объяснили, что там за дрянь и как она влияет на организм. Прости меня, родная... Прости, что не захотел выслушать. Но ты и меня пойми... Я ведь всё видел сам, не кто-то мне передал, а сам! И это было... Я там чуть не сдох от боли, когда увидел… вас.
В её глазах мелькнула жалость ко мне. Это не то, что я люблю читать в ее прекрасных карих глазах, но хотя бы какая-то эмоция...
— Ты мне ничего почти не отвечаешь... — сказал я, не дождавшись её ответа.
И снова в ответ тишина. Получается какой-то монолог одного актёра...
— Ну ладно, тогда просто слушай, — заговорил я опять, нарушая тишину палаты. — Экспертизу я провёл уже сегодня. Марка мы накажем, я уже обратился в прокуратуру и хочу, чтобы его наказали по полной. Ты дашь показания против него, Лин?
— Да, — кивнула она. — Только если мне не нужно будет там слишком много появляться.
— Мы придумаем что-нибудь. Ты, главное, подпиши записанное.
— Хорошо...