Брат жениха. Поверь мне снова

— Девочка моя... Натерпелась ты снова,  — попытался я провести пальцами по её щеке, но Лина снова от меня просто отвернулась.

Снова образовалась неловкая тишина. Я просто не знаю, как сломать эту стену, которую теперь возвела Лина вокруг себя от меня. Может быть, ей потребуется на это какое-то время... Мне придётся набраться сил и терпения. Она остынет и простит меня... Когда-нибудь.

— Я хочу, чтобы ты знала, — пытался я поймать её взгляд, но безрезультатно. — Я поверил, что ребёнок мой, ещё до экспертизы. Я верю тебе, Лина.

— Я рада, что ты всё понял, — ответила она наконец. Потянула руки снова. — Отпусти, Марат... Ну, отпусти.

Я разжал пальцы, и её руки выскользнули из моих, забирая с собой тепло и нежность.

— Тебе так противны мои касания, Лин?

Она подняла на меня глаза.

— Я не хочу, чтобы ты прикасался, — сказала она. — И хочу развода.

— Лин, — ответил я. — Ну подожди, ты просто... Тебе сейчас больно, я понимаю. Но такие шаги не делаются ведь с...

— Я хочу развода, — твёрдо повторила она, глядя в мои глаза. — Я не хочу жить с тем, кто болен комплексами прошлого и не верит собственной жене. С тем, кто мечтал у матери отнять детей, полагая, что так им будет лучше, а всех женщин считает шлюхами, потому что его предавали другие. Я — не другая, я — не все! Но теперь не надо больше мне верить, Марат. Можешь думать что хочешь. Это даже не поздно... Не бывает поздно, бывает, что уже не надо. С меня хватит, Марат.

Права?

Безусловно. Она просто перегорела ждать и надеяться. Она просто устала.

Больно слушать?

Да сдохнуть хочется, насколько больно.

Неужели это конец? Конец нашей семьи и любви?

Неужели она в самом деле никогда меня не простит?

Возможно… Но я всё равно буду пытаться.

В горле так жгло, будто я сейчас сам разрыдаюсь как пацан. Адская боль, невозможно её выносить... Говорить просто не мог — ком в горле мешал.

Я всё сделал сам. Своими руками. Первым бросил ей в спину кирпич. Так чего я жду теперь?

— Живи своей жизнью, Марат, а я буду жить своей, — продолжила она говорить, глядя куда-то в сторону. — Но детей я тебе, конечно, не оставлю насовсем, но ты всегда можешь их навещать или брать на выходные. Из твоего дома мы съезжаем. У меня есть материнский капитал, а у отца — небольшие накопления, мы продадим его дом и купим один хороший и большой для нас.

Держать её смысла нет. Сейчас голос интуиции подсказывает, что я должен отпустить её, дать время прийти в себя, успокоиться, возможно, соскучиться по мне. Давить на неё и требовать что-то в такой ситуации глупо и недальновидно. Ничего, мы потом всё наверстаем...

Я встал на ноги и прошёлся по комнате. Оглянулся на неё.

— Если ты решила уйти от меня, то дом я вам оставлю. Я уйду сам. Это твой дом и дом моих детей. Неужели ты думаешь, я позволю вам жить неизвестно где, а сам буду в огромном коттедже один? Папу туда позови, если хочешь, я не против. Завтра же я отпишу этот дом тебе и надеюсь, ты не начнёшь отказываться. Это не только для тебя, но и для дочери с сыном.

— Не буду отказываться, — ответила она. — Детям лучше дома, а насчет тебя мы скажем, что ты очень много работаешь. Они к этому привычные.

— Хорошо, — ответил я, чувствуя, словно соглашаюсь на казнь. Жизнь без Лины и без детей каждый вечер и есть для меня самая страшная казнь. Но я согласен — я заслужил это. — Но ты уверена в своём решении?

— Да. Уверена.

— Что ж... У нас есть три месяца после подачи заявления на развод. Надеюсь, что ты изменишь своё решение. Потому что я тебя люблю, Лина. Больше жизни.

При этих словах её плечи совсем осунулись, и Лина обняла себя руками, словно бы ей стало холодно.

— Не знаю, Марат, — покачала она головой, смахивая очередные слёзы. — Я не играю с тобой сейчас. Это не психи, это моё осознанное решение.

— Я понимаю, — ответил я. — Но всё же надеюсь.

— Ты подготовишь документы или мне самой?..

— Нет, я... Всё сделаю, конечно. Но я не хотел бы. Может, ты всё же подумаешь?

— Нет, Марат. Я всё решила.

— Хорошо, — кивнул я. — В пакете вещи и продукты... Поправляйся, Лина.

Она не ответила. Не обернулась ни разу, пока я покидал палату. У самого выхода снова кинул на неё взгляд, и снова без реакции. Равнодушная, отвергающая меня любимая женщина — худшее из наказаний на земле.

***

АНГЕЛИНА.

Дверь за ним захлопнулась, и накатили слёзы.

Я обняла себя руками, устраиваясь на подушке удобнее.

Да, я так решила. Мне кажется, наш брак с Маратом давно дал трещину, а мы всё пытаемся его заклеить обычным пластырем вместо капитального ремонта.

Он мне никогда до конца не доверял, поэтому, увидев ту картинку перед глазами, сделал соответствующие выводы. Но мне от этого не легче. Понимать-то я его понимаю – и его логику, и чувства, и даже недоверие – правда понимаю. Но простить не получается!