Брать живьем! 1919-й

– Надеяться на встречу с ним в иных местах нет смысла, поэтому каждый вечер ты должен быть в столовой. Ясно?

– Ясно, товарищ Светловский!

Он потрогал пальцами подбородок и снова пыхнул папиросой.

– Маркин организовал наблюдение за тремя милиционерами-обозниками… Будем надеяться, что это нам что-нибудь даст… А я вот что подумал, не сходить ли тебе, Данила, к Кузовлеву? Сдается мне, сыщик в прошлом знал местных скупщиков краденного. Я уже осмотрел ящик в шкафу с надписью «Скупщики», но, увы, на каждой карточке отметки: выбыл в неизвестном направлении, не проживает!.. А если кто-нибудь из них все же остался здесь после революции? Либо вернулся под другой личиной?.. Такие серьезные ценности, как старинные картины, люстра, золотые часы со статуэтками из золота и серебра, может сбыть только опытный в этом деле человек. И сбыть серьезному покупателю, живущему, скорее всего, не здесь, а в самой Москве!

– Я уже разговаривал с сыщиком по этому поводу, – сказал я, пряча улыбку.

– Когда ты успел? – воскликнул начальник.

– Вчера, до того, как пойти в столовую.

– Ох, и умница, стажер!.. Ничего не скажешь! Ну, и что присоветовал Кузовлев?

– Сказал, что один из скупщиков по-прежнему проживает в городе…

– Кто такой?

– Нелидовский.

– Нелидовский, значит, – повторил Светловский, подойдя к картотеке и выдвинув нужный ящичек. – Так, Святослав Серафимович Нелидовский, за пятьдесят, жил на Вокзальной в собственном доме, выбыл в неизвестном направлении… Приметы: рост – 1 метр 88 сант., телосложение – крупное, объемный живот, волосы – темные, длинные до плеч, густые, безусый, цвет лица – белый, выражение лица – смиренное, глаза – карие, нос – прямой, подбородок – скошенный, руки – длинные, привычка держать их за спиной. Сутуловат, походка – торопливо семенящая. Особенности в жестикуляции, мимике и т. п. – лицо живое, подвижное…

– Теперь он худ, с бородкой и усами, волосы коротко подстрижены.

– И где проживает?

– Неизвестно. Кузовлев вчера столкнулся с ним нос к носу в подворотне на углу Стрелецкой и бывшей Церковной.

– Хм-м… Может, он там живет, а может, и заходил к кому-то по делам. Мы поступим следующим образом… Где-то тут у меня лежит холст, который я реквизировал у одного барыги, да так и не удосужился отнести в народный музей. – Светловский встал на стул и пошарил руками по крышке шкафа. – Вот он!

На холсте был изображен человек лет пятидесяти пяти с посеребренной сединой бородой в красной рубашке и черной жилетке. На обороте я прочитал: «Портрет купца». Что за торговец сидел за покрытым белой скатертью столом, какой художник рисовал его, было не понятно.

– Не Бог весть какая живопись, – cказал Светловский, – но большего нам и не надо… Сейчас сверну холст в трубочку и перевяжу его. Твоя задача, Данила, сходить с этим холстом на угол Стрелецкой и бывшей Церковной, ныне Толстова, и поинтересоваться у местных жителей о Нелидовском. Мол, нужны деньги, деваться некуда, продаю картину… Нам бы только адресок узнать, тогда мы бы быстренько составили план действий!

Через полчаса, переодевшись, я уже был на месте. Прохаживаясь с холстом в руках по выщербленному тротуару, спрашивал у прохожих, не знает ли кто, где можно получить денежку за художественное полотно. Одни ничего не понимали и, отмахиваясь, шли дальше. Другие останавливались, глазели на запечатленное лицо купца и пытались давать советы. «Снеси на рынок, – говорила бойкая старушка, подвязывая платок, – там чего только не предлагают. Я авчер туды санки без полозьев притащила – взяли!» «Ты, милок, лохонщика поймай, – советовал старик в лаптях и длинной посконной рубахе. – Он к себе в телегу всякую дребедень тянет».

Ага, а взамен получу шарик со свистулькой или китайский веер!

Наконец, у ближайшей подворотни я приметил кряжистую фигуру дворника в длинном фартуке. Тот стоял, опершись на метлу, и о чем-то толковал со знакомым мужчиной. Смешно размахивал руками, кивал лысой головой, громко сморкался, вытирая красные руки о фартук. Дождавшись конца беседы, я подошел к нему и весело сказал:

– Здорово, дядя! Метем?

Лысый мужик, которому было около пятидесяти, снова оперся на метлу и поднял на меня свои припухшие глаза. Они вкупе с красноватым носом ясно говорили о том, что от выпивки он никогда не отказывается.

– Будь здрав и ты, мил человек! Работа моя такая – мести. Чего-нибудь нужно?

– Нужно. Вишь, картина при мне. – Я развернул перед ним холст. – Сказали, где-то здесь живет гражданин, который покупает подобные вещи. Такой, знаешь, с бородкой, усатый, в пенсне.

Дворник вгляделся в бородатое лицо купца на портрете, почесал затылок и наклонился к моему уху.

– Выпить будет?

– Да хоть сейчас! Куда сходить за самогоном?

На дворе девятнадцатый год, «сухому закону» лет пять, поэтому я и не упомянул про водочку. Бывшие дворяне и офицеры, и те пробавлялись самогоном в эти дни.

– Тебе не дадут, сам сбегаю! – заявил дворник.

Он взял деньги, приставил метлу к стене дома и скрылся в подворотне. Не успел я, как следует, осмотреться, как он вернулся и, взяв метлу, проговорил:

– Пошли!