Братья

– Не туда навел! – кричит каюр. – Справа – Старая Дудинка. Там питейная лавка, избы казаков-питейщиков, двух поляков-ссыльнопоселенцев да лабаз. А слева – нынешнее Дудинское. Самое большое село в крае после Туруханска.

Федор Богданович повел трубой влево.

– Двухэтажный дом огромный. Чей? Церковь, часовенка, избы. Одна, две, три. Лабазы. Поленницы, лодки у угора, собаки. Живым пахнет! – проговорил сам себе Шмидт.

Он оторвался от подзорной трубы, пытаясь все разглядеть собственными глазами. Повернулся вполоборота, поудобнее уселся на нарте.

– Это дом купцов-братьев Сотниковых. Говорят, подобного дворца на берегах Енисея больше нет до самого Енисейска! – крикнул Шмидту Михаил Пальчин.

– Пожалуй, да! Я проехал по зимнику более двух тысяч верст, но такого красавца нигде не видел. В том числе и в Туруханске. Правда, в Ворогово есть подобный, но и он не частный, а золотого прииска.

Федора Богдановича Шмидта, тридцатитрехлетнего магистра, направила Российская академия наук на Гыданские озера осмотреть вытаявшую прошлой весной тушу мамонта.

Проездом в Москве он встретился с Михаилом Фомичом Кривошапкиным, и тот попросил поработать летний полевой сезон с экспедицией Иллариона Александровича Лопатина.

– С Академией я все улажу о продлении вашей командировки до ноября текущего года через Иркутское генерал-губернаторство. А ваше участие будет не только полезным, но, надеюсь, и эффективным в решении задач, поставленных перед экспедицией.

Невысокого роста, крепко сбитый, с длинными до плеч волосами и густой окладистой бородой, он производил на окружающих впечатление степенного рассудительного человека, для которого в жизни не существует мелочей, а тем более в незнакомых, малодоступных землях. Как ученый он знал, что каждый живой организм, каждое явление природы таят массу загадок, разгадать которые можно нередко с помощью повседневных, порой будничных мелочей и деталей. Он уже по опыту знал, что именно они частенько становятся ключом к пониманию многих природных явлений. Теперь, после встречи с Кривошапкиным, Федор Богданович понял, что осмотреть труп древнего животного – это попутное задание. Главное – работа по изучению полезных ископаемых и уточнение карты нижнего и среднего Енисея.

На второй нарте, с каюром Дмитрием Болиным ехал препаратор Василий Савельев, высокий, сухопарый лаборант Санкт-Петербургского медицинского института. Его длинные, в бокарях, ноги меховая парка прикрывала лишь до колен. В Туруханске не нашлось парки длиннее. Она колом сидела на его худых плечах. Василий нескладный, несколько насмешливый. Как многие препараторы, чуть неряшлив и не брезглив. Они со Шмидтом уже в третьей экспедиции и понимают друг друга со взгляда или с полуслова. Ему до боли в глазах надоела многодневная белизна, бегущая под нартами. Привязанный к ним веревкой, чтобы не слететь, он спал, упершись в спину каюру.

Упряжки пересекли устье реки Дудинки, повернули налево мимо питейной лавки и, поднявшись по косогору, направились к сотниковскому дому.

Киприян Михайлович с Акимом очистили дорожку к крыльцу, а теперь – к двери торговой лавки. Едущих Сотников заметил давно и вел их, поглядывая на Енисей, пока они не скрылись за избами старой Дудинки. Вскоре путники подъехали к его дому. Впалые оленьи бока ходили ходуном. Каюры, остановив оленей, прочистили деревянными палочками их обледеневшие ноздри. Седоки неумело сбросили сокуи, встряхнули и аккуратно сложили на нарты. Расстегнули свои овчины, смахнули с них олений ворс и, не снимая бокари, неуклюже двинули к Сотникову Он поочередно протянул руку:

– Наверное, по мамонту приехали?

– По мамонту а потом поработать с экспедицией Лопатина, – ответил Шмидт.

– Мне привезли с Гыды кусок шкуры. Похоже, мамонт. Я покажу. А что касается экспедиции, то кое-что мы подскажем.

Киприян Михайлович окинул взглядом поклажу гостей:

– Жить будете в гостевой комнате, в половине моего брата Петра, пока он не вернется из Хатанги. Его жену величать Авдотьей Васильевной, а дочь – Елизаветой. Вернется, тогда придумаем что-нибудь. Я, извиняюсь, в свою половину взять не могу: сын маленький.

– Благодарю вас, Киприян Михайлович за приют! – сказал Федор Богданович. – Мы люди не гордые, в экспедициях бывалые, как говорят, без претензий.

– Добро! Разбирайте поклажу, занесите и сложите в чулане. Аким, зажги там лампу, баньку истопи, по-нашенски, для гостей. После бани, Федор Богданович, обед и разговор о делах.

И он продолжил отгребать снег у входа в лавку.

Шмидт и Савельев поняли, первый разговор окончен. Рассчитались с каюрами, поблагодарили и начали снимать с нарт свои пожитки. Федор Богданович остановился у крыльца, посмотрел на лежащий ближе к левому берегу остров:

– Как он хорошо раздвоил Енисей! Михаил, как он называется? – спросил ученый Пальчина.

– Кабацкий! Летом здесь красиво! Хороша эта зеленая полоска земли среди енисейской воды! Видите, из ивняка появляются две собачьи упряжки? Силки куропачьи охотники проверяли. Наверное, добычу везут.

– Когда назад, в Потаповское? Или отдыхать будете?