Братья

– От меня не отходить! – снова сказала бабушка и, держа швабру наперевес, отважно ринулась против ветра – в направлении водостока. Мы преодолевали стихию вместе. Мы окружили бабушку точно крепостной стеной, мы помогали ей поднимать ноги. Озеро, образовавшееся над водостоком, уже залило дорожку у дома – медлить было нельзя.

– Осторожно! – крикнул один из братьев, и очень вовремя. Мы с братьями оглянулись и стали продвигаться вперед еще осторожнее, потому что никому не хотелось утонуть в озере. Мы держались за бабушкин плащ.

– А ну-ка помогите мне! – сказала она.

Дважды ей просить не пришлось. Мы все вместе крепко взялись за швабру и возили и шуровали ею по дну озера, пока не нашли решетку. Потом мы ухватились друг за друга и превратились в змейку из братьев, а бабушка была нашей головой. Она наклонилась, выудила со дна полиэтиленовый пакет и остальной мусор и вручила все это нам, как добычу. Мы ликовали, но осторожно.

– Берегись! – кричали мы, чтобы подольше было страшно.

По пути к дому мы уже описывали наше опасное приключение и благодарили друг друга за спасение. Один из братьев заметил плавающего в воде дохлого червяка, белого и распухшего. Вот, сказал брат, и для нас могло закончиться так же.

Юфрау Стевенс

Когда приходила юфрау[1] Стевенс, дом сжимался. Папа становился лилипутом, мама – пушинкой, а мы с братьями превращались в птенчиков.

Юфрау Стевенс пыталась спрятать свой рост, складывалась вдвое и ходила с полусогнутыми коленями, но это не очень помогало. Было видно, что она предпочла бы иметь такой же скелет, как у всех, вместо своих длиннющих костей. И входить в дверь, не сгибаясь в три погибели.

Мы очень жалели юфрау Стевенс. Когда она приходила, мы старались вовлечь ее в наши дела, но при этом отодвигались от нее как можно дальше: мы считали, что тогда меньше бросается в глаза, какие мы маленькие по сравнению с ней. Мама с папой спешили помочь ей снять ее огромное пальто и усаживали ее на самый низкий стул. Мы болтали без умолку, отчего она еще больше смущалась, подсовывали свои рисунки по четыре штуки разом и сами никогда не садились, чтобы юфрау Стевенс не чувствовала себя великаншей.

Она краснела до ушей и заглядывала нам в глаза, словно хотела убедиться, что мы над ней не смеемся. Кроме нас, ей никто не уделял столько внимания, и было заметно, что от этого она пугается. Мы долго думали, что юфрау Стевенс не умеет как следует говорить, потому что часто она произносила только половинки слов или отдельные звуки, но потом выяснилось, что мы сами были виноваты. Мы просто не давали ей договорить до конца, когда она пыталась что-то рассказать.

Мы с братьями старались изо всех сил. Услышав от мамы, что юфрау Стевенс – сирота и что на всем белом свете у нее нет ни единой родной души кроме Бога, мы прониклись к ней нежностью. Она была единственным взрослым человеком, ради которого мы готовы были хоть весь день торчать в гостиной на первом этаже. Сама она никаких захватывающих историй про себя не рассказывала, но от родителей мы знали, что юфрау Стевенс бывала в Африке, а однажды даже сидела в кабине спортивного самолета, что ей иногда бывает тоскливо, но все равно она не одинока, потому что у нее ведь есть Господь Бог.

Нам не очень-то верилось, что юфрау Стевенс никто, кроме Господа Бога, не нужен. Поэтому мы всемером садились на пол поближе к ее ногам и начинали строить ферму. Потом мы все вместе ползали вокруг этой фермы на четвереньках и доили коров, стригли овец, убирали свеклу или задавали вопросы, на которые сами никак не могли ответить.

Например, мы спрашивали:

– Интересно, а в Африке есть овцы?

Или:

– А правда, что коровы мычат во всем мире одинаково?

В ответ остальные братья пожимали плечами или говорили с намеком:

– Откуда я знаю? Спроси кого-нибудь другого, я же никогда не бывал так далеко.

И юфрау Стевенс всегда улавливала намек. Даже если за столом только что завязался интересный разговор, она извинялась перед нашими родителями и перебиралась со стула на пол. На нашей ферме сразу же становилось тесно. Нам требовалось время, чтобы привыкнуть к тому, что у нас вдруг стало так много юфрау Стевенс. Мы смотрели на нее и улыбались во весь рот. Мы ее правда очень любили.

Ее зад висел над нашими сельскохозяйственными угодьями, точно небесное тело, а передней частью она летала, воркуя как лесной голубь, над домом и коровником. Взяв в руки корову, юфрау Стевенс мычала, как мычат все коровы на свете, а коз она неизвестно почему называла африканскими овцами.