Братья

— А вот красный склад я бы послушал, — продолжал Эрелис. — Не припомнишь ли, друг мой, приличной сему дню бывальщины о благородстве древних времён? Я уверен, здесь и гусли найдутся.

Ознобиша пришёл в ужас, покосился на скромную рукодельницу… вспыхнул: «Царевна Жаворонок! Это было в горестный год… Уберечь её воитель не смог… не смог… потому что…»

— Государь… позволь слово сказать?

— Говори, друже.

— Государь, — начал Ознобиша. — На воинском пути сказывают, что по стари́нам котла лучшие охраняли. Вот погляди, сделай милость… Я стою между твоими рындами и тобой, а они в ус не дуют. Будь я злой подсыл…

Эрелис задумчиво оглянулся на свою стражу. В его взгляде Ознобише почудилась насмешка. Зато рука молодого боярина поползла к ножнам:

— Такими убийцами мы пол подтираем да в сточную канаву мечем!

— Мальчишка прав, — неожиданно вмешалась Айге. Перебить никто не решился, даже усатый обидчик. Источница подошла к престолу, остановилась на ступеньке, весело оглядела охрану, кивнула. — Теперь вот ещё и меня до царевича с царевной невозбранно пустили… На что они вообще тут стоят, если всякий, кому не лень, подойти может?

Она показала ладони. В каждой лежало по ножику, маленькому, но наверняка смертоносному. Никто не пошевелился, лишь Невлин сдавленно ахнул. Айге покачала головой, убрала оружие.

Царевич ответил неожиданно спокойно:

— Я могу постоять за себя и за сестру.

Айге улыбнулась кошке, протянула руку, почесала пальцем белое горлышко.

— Ты мал и глуп, — сказала она Эрелису. — Можешь, конечно… Мало тебя Космохвост за уши драл.

— Госпожа Айге, — запоздало откашлялся Невлин. — Осмелюсь напомнить, перед тобой третий наследник державы. Стоит ли так выговаривать ему в присутствии простолюдья?

Источница лукаво подняла бровь:

— Простолюдья? А я так поняла, здесь всё добрые друзья собрались, имеющие к царевичу подхожденье!

Она вдруг перестала улыбаться, голос хлестал кнутом. Ознобиша отметил, как тотчас притихли девчонки, съёжились под куколями широких плащей, а боярин Болт, кажется, оставил мысль поискать к ним «подхожденье». Царевич задумчиво слушал. У царевны кончился уток, она мотала новый и глаз по-прежнему не поднимала.

— Люди, сберёгшие тебе Эрелиса, — обращаясь к Невлину, продолжала Айге, — сегодня вам всем подзатыльников бы навешали. Хорош правитель, который не дело судит, а убийцы пасётся, поскольку его некому заслонить! Ему меч из ножен рвать, только если вся охрана поляжет!.. Гнал бы ты, боярин, в три шеи нынешних рынд, кроме разве Сибира… этот будет неплох, если подучить… Да, вот ещё. Видел ты своих дармоедов, когда мои дочки брались плясать? Всякий раз — хоть государя с троном выноси, не заметят. Право слово, благородный Невлин, прими девку в охрану. Сама не оградит, так мужиков отрезвит.

Видно было, насколько трудно старый вельможа глотал обиду и гнев. Всё же он обуздал спесь, потому как источница была права, а речь шла о важном. «Господин своему гневу — господин всему», — подумалось Ознобише. Так наставляли дома. На воинском пути. Невлин снова прокашлялся:

— Понимать ли тебя, госпожа, что ты предлагаешь оставить у царевича дочь?

Суровая источница, гораздо напоминавшая Ветра, тотчас исчезла.

— Вот ещё! — весело рассмеялась Айге. — Моих-то негушек, певчих пичужек, да к вам в лисью нору?.. Ну уж нет!

Когда Ознобиша беспамятно ввалился в бывшую молодечную, где обитали ученики, к нему бросились Тадга с Ардваном.

— Ну ты как? Что они там?..

Некоторое время Зяблик молча моргал. Он-то ждал худшего. Ревности, насмешек, подначек на драку.

— Я… ну… — выдавил он затем.

Оказалось, ребята и без него знали почти всё. Знали, что Ознобиша донёс блюдо. И что царевич пожелал молвить с ним слово. Какой-то здешний сродственник Лыкаша доконно разведал даже о награде.

— Наручень окажешь? — спросил Тадга нетерпеливо.

Ардван просто дотянулся, отвернул Ознобишин рукав сразу по локоть. Явилась верёвочная плетёнка, которую они и так всякий день видели.

Тадга моргнул, удивился:

— А жалованный где? Прячешь, что ли? От нас?

— Я… — растерянно выдавил Ознобиша. Эти двое по-доброму приветили его в Невдахе, Зяблик не хотел их обижать. — Я… я речей наглецких наговорил. А царь ведь дважды не потчует…

Ардван, движимый привычкой внимательного краснописца, поправил:

— Царевич.

Ознобиша вовсе смешался:

— А я как сказал?

Тем же временем Эрелис сидел в боярской опочивальне, где поселили его и Эльбиз. Ещё одно уступленье, которое они с трудом вынудили у строгого Невлина. Брат с сестрой, всю жизнь ночевавшие в едином шатре, на единых полатях, в едином сугробе у санок, прямо отказались жить врозь.

«А как же скромность царевны, которую ты обязывался ограждать?» — воздевал руки Невлин.

Хитрая Эльбиз приластилась к старику.

«Я выросла среди мужчин, добрый рачитель, я к иному бытию не привычна. А бабушку Орепею и названую сестрицу ты сам взять не позволил…»

Камень, которого не сдвинет коса, проточит ласковая водица. Царята в конце концов добились общих покоев. Поделенных на половины, со слугами и охраной Эрелиса, с комнатными девушками Эльбиз… но всё-таки вместе.