Братья

Повторять не занадобилось. Первый витязь устремился с причала таким шагом, что взвился плащ за спиной. Едва сойдя на берег — воздел руку, крикнул. Людская вереница сразу остановилась. Обезнадёженные торговцы взялись было возражать, но куда с витязем спорить. Рабские врата качнулись. Рухнули, знаменуя окончание торга. Летеня обступили ничего не понимающие кощеи.

— Гадают небось, как им столько детворы прокормить, — предположил корабельщик.

— Сам на что жить собираешься? — спросил Сенхан.

Неуступ буркнул так же хрипло:

— Задаток лежит. Не весь ещё пропили.

— Люди станут смеяться. Храбрецы один другого краше, а парчового плаща даже у тебя нет.

— Моя дружина не парчовыми плащами славна. А чтобы за кулачество хвалить, у людей Ялмак есть.

Эрелис переглянулся с Эльбиз. Оба, неведомо почему, чувствовали себя виновными.

— Дядя Сеггар…

— Вы, там! — зарычал воевода. — Живо всё спрятали, пока чайки не унесли! Ещё увижу, подзатыльников надаю!

Вечером, в сумерках, железный корабельный очажок вынесли на причал. Сеггаровичи с мореходами уселись вокруг, а Крыло взялся за гусли.

То не горные скалы в движенье пришли,
Вековечные корни подняв из земли!
Не созвездья полночные строятся в ряд,
Золочёные брони как пламя горят!
А не сизая туча с грозой и дождём —
То дружина шагает за гордым вождём!
«Кто ты, витязь, куда своё знамя несёшь?
За какую награду сражаться идёшь?»
«Нам стезю указует о помощи зов.
Наша правда — рубцами на ликах щитов.
За бесскверное имя — всей силой вперёд,
А мирская добыча — уж как повезёт.
Что добуду мечом — не себе одному,
Побратимам отдам и вождю своему.
Да прославится знамя, ведущее рать!
Нам под ним побеждать. За него умирать.
Щит к щиту — неприступная встала стена!
Да украсятся братьев моих имена!
Пусть на равных звучат и на равных слывут,
Потому что воители в братстве живут!»

Витязи

— Значит, говоришь, воины подвалили, — проворчал Светел.

Кайтар улыбнулся:

— А то! Ялмаковичи! Наши, кто девок привёз, уже по шатрам всех попрятали.

— Почему?

— Так пялятся, дурёхи. А те и рады. Один Крыло…

Вот гусляра не надо было даром поминать. Светел сразу помрачнел, плотнее натянул куколь, вспомнил, что, вообще-то, ему к дружинным пока идти незачем. Ну разве издали посмотреть.

Ага, на Крыла напороться. Чтобы тот опять показал, кто на купилище гусляр.

Светелу хотелось и не хотелось идти туда, где под низким туманом виднелись недавно поставленные палатки. Ноги сами замедляли шаг, глаза метались по сторонам, искали повода зацепиться.

— А что тебе витязи? — любопытно спросил Кайтар. — Ты же не уходишь пока?

Светел ответил прямым словом:

— Та́к просто. Поглядеть.

Между тем на краю зеленца хватало своих развлечений. Может, не таких ярких и шумных, как посерёдке, но чем уж богаты. Калашники бойко торговали с рундуков и вразнос, ревновали, чьи калачи лучше. Витые, плетёные? Кармашками, как у Репки?

— Налетай, народ!

— Ойдриговичи ели, животы заболели, а нам как раз, покупай у нас!

Ещё кто-то удосужился наморозить ледяных глыб, сплотить их в этакую лохань пяти шагов в поперечнике. Наполнили до края водой, пустили плавать толстых скользких линей.

— Торопись, люд мимохожий! Кто рыбку выхватит, подарок любушке унесёт!