Братья

Сразу трое ближников, пригибаясь, кинулись вон. Девка неохотно толкнулась от косяка, широкий плащ стремительно взвился… Ведиге под ноги вкатился кричащий ком, трудно разделимый на тела, руки, лица с опрокинутыми подковами ртов. Тревога распространилась. Мимо белянушки сунулись было извне.

— Харр-га!..

Тут уж опытный Ведига понял: надо спасаться. Сила была не на его стороне. Из закута на свободу вели два лазка́-шкуродёра. Неприступные взрослому порядчику в кольчуге, в самый раз оборвышу, удирающему от облавы… В шаге от избавления Ведигу настиг райцев мезонька, маленький, свирепый, нешуточно страшный. Сгрёб сзади, ловко воткнул в заплёванный пол.

— На исаде башка тресковая не пропадала, чтоб твой народец не сведал! Где Мартхе?

Ведига был зол в уличных драках. Сшибали — вставал. Подминали — зубами грыз до смерти. Он бешено рванулся. Мелкий клещ лишь крепче вцепился. Довернул пленённую кисть. Ведига взвыл в голос, хватанул ртом ошмётков и грязи.

— Где Мартхе?

Неприметный мальчонка здорово знал, куда всаживать костлявый кулак. Ведига ревел и лягался, перед глазами уже витал несчастный михирь, готовый отделиться от плоти, всесть в глотку.

Неразумные кинулись на истошный вой главаря. Взмах руки! Первый подскочивший клялся потом, что видел в пустой ладони ножевой блеск.

У двери случилось движение. Ведиге, подмятому разъярённым мезонькой, не было дела, но девка оглянулась. Мужчина, шагнувший из прогона, едва отшатнулся: спасла выучка воинского пути.

— Своих бьёшь, соколица?

— Дядя Харлан, — смутилась белянушка. С поклоном подалась прочь.

Харчевник, пригнувшись, вступил в хоромину, сопровождаемый Цепиром об руку с Машкарой. Тут уж притих и кудлатый Ведигин мучитель.

— Дяденьки… — пискнул он девчоночьим голосом, вовсе не тем, которым только что студил кровь мезонькам.

Уличный мудрец, советник владыки и хозяин "Сорочьего гнезда", где потчевал босоту добрый царь Аодх! Отпущенный Ведига живо укатился в сторонку, понял, что цел, зло отбросил подхватившие руки.

Машкара покинул великого райцу, вышел вперёд. Звучный голос проник во все уголки закуты:

— Дайте, что ли, присесть почтенному человеку.

Притихшая сарынь зашевелилась, выволокла престольную кадь, обмахнула рукавами:

— Садись, правдивый государев слуга.

Хромой райца опустился на корчагу, поставил трость меж колен.

— Чего ради из письмовника вытащили, — проворчал он по обыкновению раздражённо. — Не знают они ничего!

По серой стайке, замершей вдоль стен, прокатился шорох.

— Правда, правда истовая… не знаем, не ведаем.

Машкара вздохнул, огорчился:

— А мы и сказать не успели, про что пытать собирались.

Райцев мезонька сжал кулаки, меченные красной юшкой:

— Ведь Мартхе пропал, дяденька! А эти — рты на замок!..

— Цыц! — добродушно прогудел Машкара. — Вы, молодь, уже речи держали. Поспешными кулаками. Ныне старикам оставьте толку искать.

Харлан Пакша снялся с места. Медленно обошёл закуту, заглядывая то в одни глаза, то в другие. Босомыки ёжились под взглядом старого воина. Какой Ведига, какой исадский почёт?.. Вот они, страх, честь и власть.

Харчевник спросил тихо, но услышали все:

— Пока, значит, Мартхе вас за всеведение сухарями кормил, вы сквозь стены каждый чих слышали. А как с ним беда, ослепли, оглохли?

Правая рука Харлана, вялая из-за перебитых жил, висела в косынке, левая, привычная орудовать за обе, указывала перстом.

— Ты, лопоухий! Твоей мамке Бесценке кто присоветовал колю́шкиным жиром ноги смазать? Будто не Мартхе? Молчишь?..

— Я… ну…

— Что ну́каешь? Память плесень изъела? А кто от батогов её заслонил, чтоб хождения не лишилась? Не Машкара, которому нынче врёшь?

— Да я…

— Да уж не ты. Примечай, ватажок! Мать под батоги, сын по сладости. Этот, если что, и от тебя отбежит… Ты! Слепенький! Может, не Мартхе тебя за новой дудкой в лавку водил?

— Не знаю я…

— Чего не знаешь?

— Они и в харчевню к тебе дорогу не скажут, — желчно бросил Цепир. — Все как один забывчивы стали.

— А может, и стоит ко мне дорогу забыть, — проворчал Харлан недобро. — Ну? Чего не знаешь-то, семя крапивное?

— Что с господином сталось, не знаю! Я на исаде играл, меня там близко не было…

— Там! — встрепенулся райцев слуга. Получил от Машкары подзатыльник.

— Цыц, сказано… Там, значит? Это где?

— Дядя Харлан, будет уж брата теснить… — вылез Кобчик. В голосе странно мешались стыд, храбрость, гордость. — Его правда там не было!

— Там, — повторил Цепир.

Кобчик густо покраснел. Уставился в пол.

— У Спичаковой палатки, — неожиданно ответил Ведига.

— Не ври нам! — плюнул Цепир. — Что делать учёному райце в запустелой норе?

Ведига бережно ощупал нос. Гнусаво отрёкся:

— А не врём. Что ему там, не ведаем. Нас с собой зазывал, не пошли мы. Не дурные.

Харлан тут же навис, хищный, суровый:

— Забоялись, разбойнички? И чего бы?

— Не разбойнички мы. Мы — мо́лодцы посовестные.

— На словах все посовестные! А как до дела…

— Вольно тебе судить, дядя Харлан. Ты нашей жизнью не жил.

Харчевник усмехнулся: