Братья 2. За закрытой дверью (СИ)

– Да, Андрей, я все решила. Прости, что все так нелепо. Ты изменился, знаю, очень изменился. Может, если бы с самого начала все было так, то я бы никогда не ушла. Но уже поздно. Я люблю Диму, хоть ты заслуживаешь любви больше. Я бы, правда, хотела любить тебя, а не его, но не могу.

– Что будет дальше, Мира? Вернешься к нему, а потом? Какой ты видишь свою жизнь и жизнь своего ребенка?

А вот этот вопрос особенно болезненный. У меня есть на него ответ, и он добьет Андрея.

– В ней будет только Дима. Дима отец Мишутки, чтобы не значили все эти анализы. Это его ребенок, только его. Прости Андрей, но пока я не могу представить тебя в жизни сына. Мишутка слишком маленький: нам придется общаться и видеться, а я этого не вынесу. Мне будет очень тяжело, если вы вдвоем вновь будете рядом. Возможно, я расскажу Мишутке позже, когда он подрастет и, если он сам захочет, то будете общаться. Но пока нет, прости.

– Это твое решение и я приму его, – говорит Андрей. – Хотя, конечно, рассчитывал на другой исход.

Андрей пытается натянуть бывшую маску сдержанности, но это так не работает. Когда научился чувствовать, приходится чувствовать не только радость, но и боль. Вижу его боль, разочарование и отчаяние. Удавка разрезает кожу.

– Черт, Андрей, все должно было быть не так. Раз уж мы подожгли друг друга, то должны были хотя бы погореть. Ты заслуживал красивый роман, а не пару чокнутых дней, которые закончились отвратной сценой с моей несостоявшейся смертью.

– За эти пару дней я прожил больше, чем за всю жизнь. Мира, спасибо, что научила меня любить.

– Спасибо за то, что любил.

Подхожу к Андрею, хотя, может, лучше было бы уйти. Ему будет еще больнее, но я хочу поставить именно такую точку. Дотрагиваюсь его гладкой щеки и целую. Нет уже никакой страсти, да и на нежность не тянет. Поцелуй-прощание горький, зато отрезвляющий.

– Прощай, Андрей, – говорю я и выхожу, чтобы не заставлять его выдавливать ненавистное слово.

Мне даже хуже, чем в прошлый раз. Тогда я разбила сердце мужа, который не смог меня понять, разбила признанием, что спала с его братом. В этот раз я оставляю с раной на сердце того, кого могла бы полюбить, если бы не полюбила другого. Хоть вся тушь оказывается на щеках вместе со слезами, чувствую себя свободной от старых ошибок и на прорезавшихся крыльях лечу совершать новые.

Глава 26

Дом, милый дом. Двор, кстати, тоже милый. Зеленая лужайка с Мишуткиными качелями и плетеными креслами. Под окнами расцвела целая полянка сине-фиолетовых цветов, которые видела только в Европе. Не знаю, как они называются. Других растений у нас нет, только высокие туи. Машина Димы не на стоянке, но я знаю, что он дома. Не настолько у нас, конечно, сильная телепатическая связь: просто входная дверь брошена нараспашку.

Решаю зайти тихо, не возвещая о своем прибытии хлопком двери или брошенной на пол сумкой. Мне нужно хоть немного собраться с мыслями: я так и не решила, что скажу. Поворачиваю к кухне и замираю в арке-проеме. Дима сидит за столом спиной ко мне, перед ним еще полная бутылка виски, стакан и предмет, который вызывает удушающий ужас. Опрокинув стакан, Дима поднимает пистолет и со скучающим видом направляет на цель.

Мне так холодно, как не было даже в ледяном море. Все внутри сжимается, словно ожидает прилета новой пули. Но нет, конечно, Дима целится не в меня. Пистолет у его виска. Не успеваю ни о чем подумать, испугаться или крикнуть, как он нажимает на спусковой крючок. Щелчок. Не выстрел. Щелчок. Мне плохо настолько, что сейчас упаду в обморок.

– Пух, – драматично откидывает Дима голову.

Его глаза закрыты, меня он так и не увидел. Возвращается в исходное положение и крутит пистолет на столе двумя пальцами.

– Опять холостая, – заявляет он и наполняет новый стакан.

Русская рулетка? Пьет и играет со смертью? Какой же он чокнутый. Просто идиот. Взять бы и пристрелить его за такое! Делаю шаг навстречу, даже пистолет уже не пугает. Я только что пережила смерть любимого человека, чего еще бояться?

– Надеюсь, в обойме есть и вторая, – говорю я, присаживаясь напротив.

Не скажу, что Дима светится от счастья, да и вряд ли набросится с поцелуями. Он пустой: нет зрачков в глазницах, ни эмоции на вечно живом лице. Неудивительно. Как должен выглядеть человек, готовый умереть?

– Мне и одной хватит, не беспокойся, – отвечает он с искусственной улыбкой.

– А вторая не для тебя. Забрызгаешь мозгами наш стол – и мне придется добавить своих.

– Смешно.

– Да нихуя.

Минута взаимного неопределенного взгляда, и Дима говорит:

– Где сейчас Мишутка? Я пиздец как соскучился.

– У твоей мамы. Она от него без ума, и Мишутка с ней отлично поладил.

– Я проебал все, – внезапно откидывается на спинку стула Дима, его глазницы переполняются болью. – Все. Самую охуенную на свете жену, лучшего ребенка, бизнес, все деньги, все, что у меня было. Я банкрот, Мира. Все, блять, больше нет ничего. Совершал ошибку за ошибку, хуй положил на все дела – и вот результат. Было вообще не до бизнеса, ну вот его и нет. Машину уже продал, чтобы закрыть долги, дом продам на выходных. Я проебал абсолютно все.