Братья 2. За закрытой дверью (СИ)

– Всегда можно начать заново. Начнем вместе, – Дима молчит, только смотрит на меня так, словно сомневается в моей вменяемости. – Перестрелять друг друга проще, чем простить, но, может, хотя бы попробуем?

– Нахуя тебе это? Я тебя чуть не убил.

– А я тебя.

– Мира, ты заслуживаешь лучшего, и у тебя есть это лучшее. У тебя будет пиздатая семья: сын, мужик, который по приколу судьбы еще и его родной отец! Мужик, который ни руку не поднимет, не оскорбит, бабла горы, «Поршик», фирменные шмотки. Ну так и иди туда, где должна быть!

– Я пришла.

Моя улыбка умножает боль в глазах Димы. Еще никогда не видела, чтобы его глаза блестели из-за повышенной концентрации слез.

– Совсем ебанутая? – Дима делает рывок к столу, но меня не дотрагивается. – Куда ты, блять, пришла?! Это я последние извилины отбил или всегда была с ебанцой?

Лишь пожимаю плечами и смеюсь. Теперь рывком из-за стола выхожу я. Сажусь на корточки рядом с Димой и беру его колючие щеки в свои ладошки. Ему приходится смотреть на меня, свою уязвимость прятать некуда.

– Я люблю тебя. Люблю тебя, – втыкаю ему прямо в лоб это «тебя».

– Даже таким? Таким, блять, любишь? – вздрагивают губы Димы.

– Люблю любым.

Я целую его, целую снова и снова, пока Дима не сползает ко мне на пол. В этот раз баллон с кислородом у меня, и, похоже, он наконец-то хочет дышать. Наши поцелуи одновременно грязные и чуть не святые. У каждого внутри свежие раны покрываются коркой. Наши поцелуи соленые от его слез и бесконечные из-за моей ненасытности. Руки Димы в моих волосах, но он не гладит их, лишь тянет к себе все ближе, судорожно вцепляясь в момент.

– И я люблю тебя, – как-то умудряется вставить Дима и снова целует.

Дима сомневался не во мне и не в себе, он сомневался в самой любви. Когда нам было хорошо, он ждал подвоха, потому что привык, что «хорошо» не для него. Видимо, установка, приобретенная в детстве, срабатывала на подсознании. Первопричину – страх, природу которого вряд ли он и сам понимал, Дима глушил единственным знакомым механизмом. Показать худшее, что ты можешь, чтобы тебя разлюбили сразу, а не страдать потом. Нелогично, странно, тупо? Сначала мне тоже так казалось, а потом я попробовала представить его ребенком.

Во всех нас живут дети, особенно тяжело приходится раненным и недолюбленным. Мужикам приходится хуже, женщины чаще отличаются большей осознанностью. Требований и долженствования к мужчинам больше. Мальчикам запрещают проявление чувств и винят за слабость. Само общество пытается выдавать мужчин за сильнейшую часть, хотя в самом деле они самые непредсказуемые и раздавленные. У женщин есть дети, с которыми не хочешь повторять ошибок своих родителей, а еще есть мужики, которые порой ведут себя как дети. Но это не твои дети, это чужие, разрушенные дети, которых или отпихиваешь, или принимаешь. Могут попасться мальчики с комплексом отличника, а могут с комплексом подонка.

Хорошие мальчики пытаются заслужить любовь, ведь чувствуют себя любимыми, только когда мама хвалит. Им нельзя ошибаться, они живут ради других и боятся собственных чувств. Плохие мальчики заранее разочарованы в жизни. Все, что они видят, это наказания любовью, презрение и лишение тепла за неудобное поведение. Плохие мальчики разочаровывают заранее, хотят казаться хуже, чем есть, чтобы в очередной раз не почувствовать, как любовь превращают в оружие.

Истинная любовь безусловна. Тебя любят за то, что ты – это ты. С твоими ошибками и недостатками. Любят, даже когда ты сам себя не любишь. Дима не верил, что так возможно, поэтому и отталкивал от себя то, что хотел сохранить. Всего-то привычка отпихивать близких, чтобы не отпихнули тебя. Но, черт, я люблю его и готова простить ошибки. Меня отпихнуть не вышло, и, кажется, прямо сейчас сознание Димы выполнило зрелищное сальто.

Поцелуи постепенно сходят на нет, каким-то образом оказываюсь на коленях Димы. Сидим уже не на полу, а на стуле, и просто смотрим друг на друга.

– Мира, у меня и счета нулевые. В кошельке пара сотен евро. Это все.

– Ну и ладно. Хватит на билеты. Можем уехать куда подальше и начать с настоящего нуля. Другой город, а может, вообще страна. Я в универе английский учила, могу что-нибудь переводить. Пока будешь искать себе занятие, мы не умрем от голода. После того, как заключила контракт на перевод и продажу книг в Германии, ежемесячный доход стал две тысячи евро. Это немного для Европы, но на эти деньги втроем реально выжить.

С каждым своим словом свечусь все ярче, Дима же тухнет. Мне, правда, нравится, что мы в миг обеднели. Теперь начало настоящее, даже эпичное.

– Выжить, не жить, – говорит Дима.

– Чтобы жить, нужно сначала выжить. Неужели ты всегда жил так? Нагребал горы в супермаркетах, заказывал еду из ресторанов и жил в двухэтажных доминах?

– Нет, – усмехается Дима.

– Ну и я нет. Я верю, что ты что-нибудь придумаешь. Добьешься большего, чем потерял, но если нет, я готова жить обычной жизнью. Можешь устроиться на обычную работу в офис, я выпущу еще одну книгу, будем среднестатистической семьей.