Братья 2. За закрытой дверью

— Ты, блять, плохо слышишь?! — вновь меня обдает морозом агрессии. — Хочешь — ебись с ним, живи с ним, но мой ребенок смотреть на твое блядство не будет. Верни мне моего ребенка, сука! Я же заберу его и хуй ты его увидишь!

— Он не твой, — запросто плююсь я.

— Что ты, блять, сказала? — от мороза остается лишь холодок сомнений.

— Его отец Андрей. Если Андрей захочет, то поможет мне оспорить отцовство и ты его никогда не увидишь. Ты не сможешь отнять у меня ребенка, а я смогу! Теперь нечем манипулировать и запугивать, да, блять?!

— Мира, скажи, что ты просто разозлилась и наговорила хуйни, — даже слишком тихо говорит Дима.

— Это правда.

— Знала сразу?

— Нет, знаю всего неделю, — прикусываю губу, чувствуя как печет стыд в груди.

— Не пизди, — расползаются губы Димы в неуместной улыбке. — Ты знала всегда и ждала момента, чтобы к нему съебаться.

Может, мне и стыдно, может, в глубине души и чувствую вину, все же Диму мне не становится жалко. Он пришел наказывать меня, а по итогу сам встретил самое страшное наказание. Его хорошо так ломает, я вижу. Все же неожиданно быстро рассеянный взгляд концентрируется в решительность.

— Мне похуй на ДНК, у Миши моя фамилия, мое отчество. Он мой сын. Я его растил, учил ходить, на руках по ночам качал! Он ко мне, блять, бежит, как только видит! Ко мне! Собирайся, блять!

Снова крепкий хват за запястий. В этот раз, как ни стараюсь, не могу освободиться. Ощущение, что рука в тисках. Чувствую, как поверх старых синяков образовываются новые.

— Пусти!

— Ты меня плохо слышишь?!

— Отпусти ее, — звучит третий голос. Голос Андрея.

Удивительно, что не только меня отрезвляет. Дима разжимает руку и поворачивается к источнику.

— Что ты творишь? — продолжает Андрей. — Мира не твоя вещь!

— Моя! Моя, блять! — в безумном хохоте срывается голос Димы.

Он смеется Андрею прямо в лицо. В этот момент чувствую себя хуже, чем если бы он меня снова изнасиловал. Впервые задумываюсь о том, что ненавидеть брата Дима может сильнее, чем любить меня. Все выглядит так, словно Дима отобрал любимую куколку младшего брата, которую тот наряжал в самые красивые платья и усаживал в лучшие кукольные домики. Отобрал, сломал и бросил в лицо. Поступил так, просто потому что может, чтобы доказать, что хоть в чем-то имеет превосходство.

Какого чувствовать себя той самой куклой? Это хуже унижения, это больно настолько, что я влепляю Диме пощечину впервые в жизни. Только теперь он вспоминает про меня, смотрит прямо в глаза, держась за покрасневшую щеку.

— Пошел нахуй, — выдавливаю я.

— На хуй пошла только ты, тупая блядь.

Дима уходит, хорошенько хлопнув дверью. От этого звука меня всю передергивает, судорожно сжимаю в кулак пальцы, которые только что были на его щеке.

— Мира, все в порядке? — дотрагивается моего плеча Андрей.

Киваю. На слова пока нет сил. Входим к его семье и мне приходится вспомнить, как разговаривают.

— Простите, не знаю, чем думала, когда открыла. Это наши проблемы и мне жаль, что всем пришлось это слышать. Простите за испорченный праздник, мне, правда, жаль. Еще и дети…

— Дети заняты своим, — говорит Кристина.

Только теперь замечаю, что ее дочки предусмотрительно надели огромные наушники и смотрят в телефоны. Хоть немного отпускает.

— Мира, ты не должна извиняться, — Кристина улыбается неожиданно приветливо. — Если кто и должен был бы извиниться, так тот кусок дерьма, что возомнил себя богом. Не стоит тащить на себе вину мужиков. Мужики бывают полными гондонами, и шли они все… Думаю, я что-то в этом дерьме понимаю: три развода как-никак.

Кристина подмигивает мне, и даже я улыбаюсь. Никогда не думала, что Кристина, у которой в отношениях всегда был беспорядок, будет успокаивать меня. Забавно, что теперь у нас так много общего. Оказывается, что быть жертвой в абьюзивных отношениях не так забавно, как считать, что женщина сама притягивает подонков.

Смотрим легкий романтический фильм, уверенна, что каждого гложут собственные тяжелые мысли. Я бы поспорила на что угодно, что мои перевесят все вместе взятые. Гадости, что мы с Димой наговорили друг другу, червями ползут под кожей. Сейчас бы испытывать хорошо знакомое чувство ненависти, а его притупляет уважением. Все это время я не говорила Диме об отцовстве, потому что боялась. Оказывается, чувства к сыну ему важнее, чем результаты анализов.

Через часик Мишутка просыпается и хнычет.

— Он хочет кушать, может, остались фрукты? — встаю я.

— Их целый холодильник, помочь? — спрашивает Кристина.

— Мира, может, я покормлю Мишу? Ты не против? — говорит Андрей.

— Конечно нет. Можешь спросить у него, что хочет, но, скорее всего, он скажет…

— Бабам, — смеется Андрей. — Я уже запомнил, что он любит бананы.

Андрей уходит, уходит и Кристина с дочками. Даже Раиса Ивановна куда-то отходит, поэтому и я встаю. Подхожу к окну и смотрю на идеальные ряды чистеньких новостроек. Когда разворачиваюсь, вижу Раису Ивановну с маленькой детской фотографией в вытянутой ладони.