Братья

Тем временем Рубен удалился в уборную, где выпил остатки яблочного уксуса и принялся за работу. Затик так часто и подробно инструктировал его по поводу устройства бомбы, что двенадцативольтовый свинцово-кислотный аккумулятор представлялся ему детской игрушкой. Но теперь его руки дрожали, а мысли все возвращались к тому, чего не сказал Аво, – ни слова о праведности, ни слова о милосердии.

Цилиндрический дистанционный детонатор размером не больше обычного позвонка умещался на ладони, и в нем была жизнь. На подкладке кейса «Ики» вышили имена жертв геноцида. Чернилами Рубен добавил еще имена Ергата и Сирануш, и теперь ему казалось, что в этой бомбе, сконструированной с таким тщанием и любовью, больше жизни, чем у людей, что ожидали посадки на самолет.

Варужан ждал его у выхода на посадку Luxair, в паре сотен шагов от прохода на «Турецкие авиалинии», где Рубен и оставил «Истину».

– Давай быстрее на борт! – поторопил Варужан.

– Я оставил кейс там, у прохода, – сказал Рубен.

– Ты что, шутишь? – схватил его за плечо напарник. – Бомба должна быть в самолете.

– Самолеты и так часто падают и горят, – ответил Рубен.

Впервые за долгие годы он почувствовал, что его тело принадлежит ему. Кожа стала мягкой и гладкой, как в детстве.

– Мой способ будет более резонансным, – добавил он.

Варужан обхватил голову руками и присел. Потом вскочил и бросился бежать через терминал к стоянке такси. Он понимал – как и Рубен, – что их рейс до Люксембурга вовремя не полетит.

Глава шестнадцатая

Лос-Анджелес, Калифорния, 1989 год

Мина молча провела меня с крыши в свою квартиру и прикрыла за нами дверь. Квартира вся была в кружевных тенях от занавесок на окнах. В золоченых рамках на стенах – изображения цветов, на покрывалах с розово-желтыми и цвета яичной скорлупы оборками вышиты лепестки, и даже резные ножки кофейного столика напоминали садовую решетку. На кухне, где мы стояли, все еще дышала жаром плита, витал запах выпечки, перемешанный с нотами тимьяна и базилика.

Мина вдруг вложила мне в руки что-то тяжелое, и мне показалось, что это букет темных роз. Но букет внезапно замурлыкал, и я понял, что держу в руках кота. За прошедшее время он вырос и похорошел.

– Подержите его, – сказала Мина. – Вдруг кто войдет, так подумают, что вы и правда ради него приехали.

– Вы должны были выйти замуж за него, – произнес я.

– За кого?

– За Броубитера. Он только и говорил мне что о вас, о девушке, которую оставил дома.

Мина покачала головой и грустно усмехнулась. Потом она стала прибираться, хотя я не видел на кухне особого беспорядка. Разве что использованные листы фольги, обсыпанные мукой разделочные доски, да еще в раковине скопилась немытая посуда. С нее-то она и начала – открыла кран, и тот зашипел.

– Глупость какая-то. Я думала, вы приехали сказать, где он может быть. Но вы не знаете этого.

– Нет, – ответил я. – Не знаю.

– То есть вы пришли, чтобы рассказать мне про то, что и без того известно?

– Не совсем так. Вы сказали мне, что у вас половина истории про него, а у меня – другая половина. Сложим их и попробуем понять, что же могло с ним случиться. Вы ведь так тогда сказали, верно?

– Но вы мне ничего нового так и не сообщили.

– Мина, я пытаюсь. Серьезно. Вы закроете кран? Послушайте же меня. На самом деле я не хотел вас беспокоить. Просто, когда вы спрашивали меня о его жизни здесь, в Америке, тогда я не мог вам сказать, потому что не знал, кто вы такая. Но теперь могу, поскольку понимаю, что Аво говорил именно о вас.

Мина наконец выключила воду.

– Ну, попробуйте. Просветите меня.