Братья

Алекс стоял на обледеневшей палубе совсем один, вглядывался в серую сырую мглу и видел всю свою прошлую жизнь. Он думал о тех пятнадцати с лишком годах, которые он провел в ЦРУ, посвятив всю свою энергию, все знания и помыслы бесконечной войне против Советской страны. “Стоило ли?” – спросил сам себя Алекс, но тут же постарался изгнать эту мысль из своего сознания, так как ответом на этот вопрос могло быть лишь однозначное и недвусмысленное “нет”. Ничем нельзя было оправдать коварство, обман и пролитую кровь. Ничем нельзя было оправдать глупую тайную войну, которую он вел, не зная ни жалости, ни стыда, со всеми ее жертвами, перекупленными шпионами, поддельными мертвецами, фальшивыми предателями и выдуманными героями. И война эта ни к чему не привела. Русские сами разрушили свою империю, с которой ничего не могли поделать все их враги со всеми своими союзниками, современными вооружениями, спутниками и ядерными ракетами.

Ледяной ветер, подувший с юга, полоснул его по лицу. Серый туман заколыхался, потом в нем появились все увеличивающиеся просветы, и наконец он почти полностью исчез. Вдали стали видны очертания побережья, и Алекс вспомнил строки из поэмы отца: “Я с радостью умер бы тысячу раз...” Он тоже готов был умереть тысячу раз, лишь бы единственный раз в жизни увидеть отца.

Когда-то Алекс мечтал о том, что однажды он издаст произведения матери и отца в своем переводе на английский. Даже название сборника было готово – “Сердца чистого мечта...”. Он собирался посвятить эту книгу своей маленькой Тоне и погибшему сыну Виктору. Но как же другой Виктор, его отец? Неужели они действительно встретятся? Удастся ли Алексу услышать его голос? Что он почувствует, когда назовет этого человека отцом?

Одинокая чайка пронеслась низко над палубой и исчезла в остатках тумана. Сердце Алекса лихорадочно стучало, и он пристально всмотрелся в приближающийся берег. “Где ты, Дмитрий? – раздался в его сердце одинокий печальный голос. – Где ты, брат мой, враг мой? Ждешь ли ты меня на ленинградском причале, в какой-нибудь темной дыре между ящиков или в зале для прибывших, глядишь ли в бинокль на палубу парома, готовясь отдать приказ открыть огонь? Или ты спрятался, затаился где-то, терпеливо ожидая ночи, чтобы под покровом темноты прокрасться в мой гостиничный номер и свернуть мне шею, как моей... твоей Татьяне? А может быть, ты остановишь меня на пустынном северном тракте, где-нибудь в тундре или в тайге, или будешь ждать в засаде на шоссе во главе команды своих вооруженных до зубов головорезов?”

“Прекрати мечтать! – оборвал он себя резко. – Думай, Алекс, думай. Ты знаешь его как самого себя, ты знаешь, что сунул голову в капкан, который он установил специально для тебя. Тебе известно, что он любит играть со своими жертвами как кошка с мышью, до последнего оттягивая убийство. Он позволит тебе перейти границу, предоставив самому преодолеть все препятствия, и ты даже почувствуешь себя в безопасности, когда в самом конце пути внезапно возникнет он, готовый к тому, чтобы тебя уничтожить”.

Они вошли в порт, и перед паромом катились чернью волны, разбиваясь о пирсы и волноломы, все еще укрытые холодным сырым туманом. Небольшие портовые буксиры рассекали акваторию во всех направлениях, словно призраки скользя в лежащем на воде тумане, издавая протяжные, скорбные гудки. Низкое небо, затянутое серыми облаками, почти не пропускало дневного света, а красавец город все еще был укрыт плотной завесой тумана, так что Алексу пришлось напрячь зрение, чтобы разглядеть знаменитые ленинградские достопримечательности – ростральные колонны и размытые очертания огромной Петропавловской крепости. На здании порта висел огромный плакат “Вечная слава городу-герою Ленинграду!”. Набережные и причалы были пустынны: холод прогнал даже таможенников и портовых рабочих.

Мощные двигатели парома заревели, вращая в обратном направлении гребные винты, и с полдюжины мужчин в поношенных куртках и грубых башмаках выбежали из здания таможни, рассыпались вдоль причала, не без труда справляясь с причальными канатами и якорными цепями парома.

Как Алекс ни старался, он не заметил вблизи никого, кто походил бы на переодетого сотрудника КГБ. “Впрочем, – подумал он, – в последнее время сотрудники КГБ стали попадаться на глаза все реже и реже”. Действительно, уже давно ему докладывали, что сотрудников госбезопасности не стало видно ни в аэропортах, ни на улицах, ни даже на митингах оппозиции, и даже охрана Кремля была поручена московской милиции.