Братья

– Минуту, - произнес офицер, останавливаясь возле двери, похожей на десятки дверей, мимо которых они проходили. Он постучал и вошел. - Доктор Доппель.

Ему что-то ответили.

– Проходите, доктор, - офицер вежливо козырнул.

Доппель вошел. Дверь за ним закрылась. В кабинете не было ничего лишнего. Большой письменный стол. Над ним портрет фюрера. Два стула. Сейф в углу. А возле двери маленький столик, за которым сидел невзрачный человечек над листами бумаги. Возле бумаги в стаканчике торчали карандаши остриями вверх.

"Стенографист", - понял Доппель.

Навстречу ему из-за письменного стола поднялся мужчина в коричневом штатском костюме, голубой рубашке и галстуке в мелкую цветную полоску. Лысину прикрывали тщательно зачесанные вдоль лба волосы.

– Здравствуйте, доктор. Простите, что побеспокоили в столь поздний час. Витенберг. Присаживайтесь. - Мужчина улыбался. Улыбка у него была безмятежной, словно он пригласил доктора на чашку кофе.

Доппель сел на стул, закинул ногу за ногу. Надо держаться спокойно и с достоинством. В конце концов он только начал знакомиться с делом о хищениях. Ни к каким выводам не пришел. Никаких докладов по делу не представлял. Сначала надо понять позицию господина Витенберга и не торопиться излагать свою.

Но уже первый вопрос Витенберга вызвал у доктора Доппеля изумление.

– Фрау Гертруда Копф - ваша любовница? Извините, господин доктор, что я вторгаюсь в сферу личной жизни. Служба.

Доппель смотрел на Витенберга, приподняв брови. Потребовалось время, чтобы понять суть вопроса, настолько он был неожиданным.

– Нет, господин Витенберг, у нас более прочные и более сложные отношения. Мы - компаньоны. Не больше и не меньше.

– Понимаю. Вы - компаньоны, - задумчиво повторил Витенберг. Видимо, он мысленно формулировал следующий вопрос.

– Фирма "Фрау Копф и компания". Гостиница для офицеров рейха в Гронске, - уточнил Доппель.

– Основной капитал ваш? - спросил Витенберг, снова безмятежно улыбнувшись.

Безмятежность раздражала доктора Доппеля и настораживала. Где-то таится ловушка.

– Хотелось бы уточнить, господин Витенберг, некоторые положения, ставшие, так сказать, основой фирмы. Капитал, разумеется, мой.

– Дает приличные проценты? - перебил мягко Витенберг.

Так. Господина Витенберга интересует финансовая сторона дела. Значит, гестапо дали команду закинуть сеть в связи с делом о хищениях продовольствия в крупных масштабах. А вопрос о Гертруде - маневр, чтобы сбить его с толку. Не пройдет, господин Витенберг! Я научился маневрировать, когда вы еще под стол пешком ходили.

– Боюсь ввести вас в заблуждение неточным ответом, господин Витенберг. Надо проверить по расчетам. Не думаю, чтобы доход был велик. Меня интересовала не столько финансовая сторона дела, сколько морально-этическая. Наши доблестные офицеры нуждались в хорошей крыше над головой, в добротном питании и хотя бы минимальных развлечениях. Особенно выздоравливающие после ранений. И я счел своим долгом сделать все возможное, чтобы организовать им хоть бы минимум удобств. Я старый член партии, господин Витенберг, - Доппель покосился на свой золотой значок, - и во всем руководствуюсь интересами рейха.

Витенберг кивнул.

– Простите, что перебил вас. Вы начали излагать основные положения существования фирмы.

– Да. Капитал мой. Но при моей занятости как уполномоченного рейхскомиссариата Остланд я не имел возможности заниматься организацией дела. Нужна была твердая хозяйская рука. И выбор пал на Гертруду Копф.

– Почему?

– Она - немка, знающая местные условия. Владеет русским. Абсолютно лояльна и безукоризненно честна. Согласитесь, это не мало. Она обижена большевиками. Мы освободили ее из тюрьмы.

– Уголовное дело? - поинтересовался Витенберг.

– О нет. - Доктор Доппель позволил себе скупо улыбнуться. - Она ни в чем не замешана. Ее арестовали только за то, что она немка. Потенциальный враг. И содержали в ужасных условиях. Она родилась здесь, в Берлине. В семье артистов цирка. И сама выступала на арене. В тысяча девятьсот двадцать седьмом году, заметьте, наше великое движение еще только начиналось, она гастролировала в России. Влюбилась там в акробата, некоего Ивана Лужина. Осталась и вышла замуж. У нее двое детей, мальчики, близнецы. Одного из них, с ее искреннего согласия, я взял на воспитание. Служба безопасности проверяла ее. И неоднократно. Это - настоящая немка по рождению и психологии. Преданная делу фюрера.

– Вот как, - обронил Витенберг, и не понять было, соглашается он или сомневается.

– Под ее руководством фирма процветает, - добавил Доппель. - Офицеры чрезвычайно довольны.

Витенберг достал из ящика стола папку, открыл ее и положил перед Доппелем две вырезки из русских газет. Это были указы о присвоении звания Героя Советского Союза младшему лейтенанту Ивану Александровичу Лужину. Один подлинный, другой с впечатанным словом "посмертно".

– Да, это моя инициатива, - вздохнул Доппель, - мол, что поделаешь, иногда приходится идти на уловки. - Хотелось окончательно отрезать фрау Копф от всего русского. Она любила мужа. Это был мостик. Мы его сожгли.