Братья

— Ты глупышка, я побью тебя. — Суми забарабанила кулаками по моей груди и снова оказалась в моих объятиях. — Знаешь, я могу представить тебя через десять лет в этой форме. У тебя будет темная борода и проницательные глаза. Однажды ты обязательно станешь генералом, Шенто, — мечтательно сказала Суми.

Я внимательно прочитал статью. Там была фотография генерала, его красивой и утонченной жены и сына-подростка, очень похожего на отца. В статье говорилось, что генерал — заботливый отец и преданный муж.

Я хранил старый военный журнал под подушкой и перечитывал его по многу раз. Несколько дней я пребывал в непонятном настроении. «Он жив, — постоянно говорил я самому себе. — Он жив!» Должен ли я связаться с великим генералом и попросить его помочь мне выбраться из этого ада? Дин Лон достиг самой высокой ступени верховной власти. Ему нужно отдать приказ, и моя жизнь изменится навсегда. Но я не осмеливался даже мечтать об этом, потому что боялся, что однажды придется вернуться с облаков на землю. Я вспоминал прошлое, которое мы делили с великим генералом. Те недолгие приятные моменты, которые давали мне силы в моем теперешнем суровом существовании. Дин Лон был благородным человеком, человеком слова, которым восхищались и мужчины и женщины, иначе моя мать не влюбилась бы в него и я не появился бы на свет. Я воображал, что в великодушии, когда генерал получит известие от меня, он, конечно, распахнет объятия и возьмет меня в свою любящую семью, в тепло Пекина. Как страстно я желал этого божественного момента, о котором мечтают все незаконнорожденные дети на земле, когда генерал подожмет губы и произнесет драгоценное слово «сын».

Каким сладостным будет это мгновение! Какую небесную радость оно принесет! Я дрожал, воображая бодрящую поездку по мощеной дороге в армейском джипе, ветер, дующий мне в лицо, когда я буду сидеть рядом со своим отцом и, возможно, буду одет в такой же мундир, как и у него.

И если его семья по какой-то неизвестной причине не примет меня, то я мог бы временно пожить где-нибудь в другом месте, но все же неподалеку, чтобы генерал и недавно обретенный им сын могли чаще встречаться. Хотя бы для того, чтобы сыграть в шахматы или просто посидеть и поболтать. К этому времени генерал, конечно, после того как увидит, каким сильным и решительным я вырос, отправит меня в настоящую военную школу, возможно, ту же самую, которую сам посещал в молодости — Восточное военное училище в приморском городе Далянь.

Если генерал — восхваляемый газетами, журналами и другими правительственными документами как семейный человек — сочтет вновь обретенного сына чем-то, что могло бы бросить тень на его военную карьеру, то ему даже не обязательно при всех называть меня сыном. Он может быть просто молчаливым отцом — любить меня, предлагать помощь, когда я споткнусь, поднимать на ноги, когда упаду, как и подобает родителю.

Я был настолько уверен в благородстве и доброте Дин Лона по отношению ко мне, что спустя две недели после прочтения той статьи решил написать ему письмо на адрес Центрального военного совета в Пекине. Я предпочел не писать на домашний адрес генерала, чтобы не иметь дело с его женой, которая могла получить письмо прежде, чем оно попадет к генералу.

При тусклом свете своей лампы, долгие часы грызя карандаш, я написал следующее:

Дорогой генерал!

Я пишу в связи с тем, что прочитал о Вашем назначении на пост Главнокомандующего, и хочу выразить свои скромные поздравления по этому поводу. Здесь и сейчас Вы могли бы задаться вопросом, кто я и почему решился написать это письмо. Итак, я — Шенто, сын доктора из деревни Балан, которая была сожжена дотла. Я единственный, кто остался в живых после той трагедии, которая, в свою очередь, привела меня туда, где я нахожусь.