Братья

Этим письмом Вам отдается приказ прекратить дальнейшие ложные обвинения в мой адрес относительно того, что Вы являетесь моим незаконнорожденным сыном. То, что Вы совершили, написав мне это письмо, соизмеримо с преступлением, за которое подвергают высшей мере наказания, что, согласно статье тысяча четыреста шестьдесят второй нашего Уголовного кодекса, соответствует смертной казни посредством удушения. Еще одно такое преступное деяние — и Вам отрубят голову. Я бы не хотел такого наказания для Вас, столь невинного мальчика и в таком нежном возрасте.

Моя совесть чиста и непорочна. У меня есть только один сын. И никогда не было других. Это совершенно невозможно, поскольку я разделяю высшие добродетели коммунистических ценностей. Это не означает, что у Вас нет отца или права требовать такового. Возможно, Вы приняли меня за другого генерала, с которым Ваша мать, исповедующая свободные нравы, когда-то имела сексуальные отношения, оставив Вас жить со своим грехом. Я понимаю боль Вашего сердца. Отчаяние приводит к безрассудным действиям, к которым относится и Ваше письмо. Я оставляю Вас наедине с этим предупреждением. Но Вы должны учесть его, если Вы столь умны, как себя описали, и у Вас есть желание продолжать жить. Вы никогда, ни при каких обстоятельствах не должны делать нечто подобное по отношению к кому бы то ни было, иначе против Вас будут выдвинуты законные обвинения. Народный верховный суд и Народный высший военный трибунал информированы относительно Ваших действий и продолжат наблюдать за Вашим поведением в будущем.

Молодой человек, пожалуйста, пробудитесь от Ваших иллюзий. Это будет для Вас наилучшим, и поэтому я просил не предъявлять Вам обвинения. Избавьтесь от своих легкомысленных фантазий и учитесь жить независимой и, что еще более важно, честной жизнью.

Дин Лон, Главнокомандующий

Официальная печать

В течение многих дней я чувствовал себя собакой, которую избили множеством палок, ранив не тело, а душу. Как генерал мог быть настолько жесток, уничтожив самые дорогие моему сердцу воспоминания и мои надежды? Неужели я не был так же умен, как его другой сын, так же физически крепок, как он? Я вновь и вновь возвращался к письму.

Мир для меня перевернулся. Затем, медленно, все стало вставать на свои места. Клан Лон счастливо улыбался с этой безупречной фотографии, в то время как я вообще не должен был родиться. Даже при том, что я выжил — одному только Будде известно, как — и продолжал жить в этой позорной лжи, у меня никогда не будет права потребовать, чтобы отец признал меня. Я был всего лишь грязным пятном в его безупречной биографии. Нелюбимым и нежеланным ребенком. Ничем! Темным облаком, омрачающим синее небо.

Какой контраст представлял Дин Лон по отношению к моим приемным родителям: деревенскому доктору и его жене, которые действительно любили и воспитывали меня. Но смерть забрала их, и теперь мне не на кого было надеяться, кроме себя самого. Поэтому я должен был абсолютно и безоговорочно верить в свои силы. И с этого времени было бы лучше, если бы я стал называть себя сыном чайного дерева. Поскольку именно там меня подобрали, спася от смерти при рождении.