Братья

Будущее Китая связано с югом. Люди, земля, непосредственная близость других стран Юго-Восточной Азии — все это убеждает меня в том, что ты скорее преуспеешь здесь, чем на севере, где все еще правит коммунистическая бюрократия. Мы знаем, что у тебя большие амбиции. Мой тебе совет, начни с какого-то определенного места, почему бы не отсюда? Кроме того — это твой дом. Разве может быть лучшее место для любого начинания, чем собственная семья?

Ты доставишь нам огромную радость, если вернешься, чтобы получить свою часть неожиданно свалившегося на нас богатства, которое ниспослал Будда.

Надеюсь, что ты серьезно задумаешься над нашим предложением.

С любовью

Мама, папа и дедушка.

«Я и так уже ваш партнер», — сказал я себе.

Но больше всего меня раздражали постоянные мамины намеки, что я должен создать семью. Она полностью игнорировала то, что я уже жил с Суми. Мама никогда не упоминала ее имени и не интересовалась ею, но еще меньше ее занимала судьба маленького Тай Пиня.

«О, эта дикарка с темным прошлым и ребенком на руках» — я как будто услышал, как она произносит это, когда я заговорил о помолвке с Суми.

Я не хотел раньше времени мучить мать. Мы с Суми договорились, что поженимся через два года. В моих планах было вновь постепенно познакомить двух самых главных женщин в моей жизни. Я был уверен, что если у них будет достаточно времени, то они полюбят друг друга, если не ради себя, то хотя бы ради меня.

В бурные восьмидесятые, когда я думал об этом, Пекин был проходным двором, в котором встречались «новые китайские богачи», и люди со связями, молодые энергичные предприниматели и мечтатели, считавшие, что деньги посыплются им на голову с древа капитализма сами собой. О деньгах говорили все. Зарождающийся капитализм, как запретный плод, заставлял всех пускать слюни от вожделения. И хотя коммунизм все еще оставался ведущей силой, некоторые стали потихонечку преодолевать его барьеры. Было какое-то чувство мистики и авантюризма в происходящем. Искатели приключений и денег создавали свои собственные тайные кружки. И эти тайные общества сумели переориентировать взгляды определенных слоев общества.

Я с удовольствием общался с этими колоритными новыми предпринимателями. Они сами находили меня, потому что представлял собой совершенно новое явление, получая значительные доходы из неизвестных источников. Но еще важнее оказалось то, что у меня были черты представителей голубой крови. Это автоматически делало меня человеком, достойным доверия. В моей фамилии Лон все еще звучало эхо мрачного прошлого могущественного Китая. Временное падение моей семьи делало меня в глазах этих людей героем. Я был для них графом Монте-Кристо, человеком, который сумел вернуться. Я стал говорить с небольшим гонконгским акцентом, столь популярным теперь. Если того требовали обстоятельства, я легко переходил на английский, который американцы считали смесью кокни с пышным южнокитайским креном. Именно благодаря знанию английского я познакомился с тощим долговязым парнем по имени Говард Джинджер из газеты «Нью-Йорк таймс» и румяным усатым виргинцем Майком Блейком, которого я записал в его собутыльники.

Говард являлся владельцем бюро, в котором он был и начальник и репортер. Он вел жизнь на манер вольного стрелка, нежелательного элемента, создающего ненужные проблемы, и вскоре стал врагом всей страны, потому что просто старался писать правду. Он был иностранным дьяволом, за которым постоянно следили китайские спецслужбы, пытающиеся помешать его общению с китайцами, поскольку через них происходила утечка всякого рода щекотливых фактов и информации непосредственно из правительственных кругов страны.

Однажды мы встретились в роскошном баре отеля «Дружба» — месте, куда ходили люди, чтобы быть у всех на виду.

— Я накопал кучи грязи о коммунизме и за это заслужил гораздо лучшую личную охрану, чем у самого президента Рейгана, — сказал мне Говард, смеясь над своим пророчеством и потягивая мартини. — Как-то раз я попал в Шанхайский аэропорт. Мужской туалет был занят, поэтому я решил воспользоваться женским. Надо было видеть лица этих агентов, когда я выходил оттуда. Они встали у дверей и не давали войти огромному хвосту женщин, которые уже готовы были убить их. Эти ищейки — повсюду, куда бы я ни направлялся. Тебе не следует слишком часто показываться в моем обществе. — Он поставил свой стакан на стол.