Братья

Показав документы вооруженным охранникам на входе, Дмитрий направился в учебную часть. Угрюмый офицер подверг его быстрому медосмотру, после чего Дмитрий попал в службу вещевого довольствия. Сонный каптерщик выдал ему три комплекта новенькой формы, новую шинель, новые сверкающие ботинки, несколько рубашек, два галстука защитного цвета, кожаный ремень, спортивные туфли и нижнее белье. Дмитрий сначала даже не поверил, что все это ему. "Бог ты мой! - подумал он. - В детдоме я смог бы обменять такое богатство на годовой запас водки, еды и курева!" Однако больше всего ему понравилась новенькая фуражка с синим околышем, украшенная сияющей кокардой: серп и молот на фоне щита с двумя скрещенными мечами.

За всю свою жизнь Дмитрий не был так счастлив, как теперь. Он чувствовал огромную благодарность к генералу Ткаченко, который помог ему выбраться из детского дома, благодарность к красавцу полковнику Калинину из приемной комиссии, поддержавшему его в трудный момент, когда под вопросом оказалась его лояльность. Теперь он был курсантом КГБ, в самом начале своего пути на вершину.

Начальник школьной администрации, лысый майор по фамилии Некрасов, проводил его в спальню, где шестнадцать металлических коек дожидались своих новых хозяев. Рядом с каждой кроватью помещались тумбочка с настольной лампой на ней и большой шкаф для вещей.

- Шестьдесят два курсанта, - пояснил майор, - будут разделены на два потока и станут жить в четырех спальнях. Занятия начинаются в девять утра и заканчиваются в десять вечера. С семнадцати до девятнадцати часов - время для самоподготовки. Выходной день - воскресенье, и только по воскресеньям вам разрешается покидать здание для прогулок и развлечений. На протяжении всего срока обучения курсанты получают стипендию двести рублей в месяц.

Двести рублей в месяц! Дмитрий был поражен. Он в жизни не видел столько денег. Простой курсант Высшей школы, он будет получать столько же, сколько народный судья, больше, чем педагоги в детдоме, которые зарабатывали рублей по сто двадцать.

- Подъем в шесть тридцать, - монотонно и привычно гудел майор. - В семь часов утренняя зарядка во внутреннем дворе. На зарядку выходить в майке, трусах и кедах. Завтрак в восемь.

Он посмотрел на часы.

- Можешь пойти поужинать - столовая еще открыта. Пока все.

У дверей майор остановился и обернулся.

- Между прочим, ты самый молодой на курсе. Всем остальным по двадцать два года и больше, многие из них армейские офицеры, есть даже выпускники высших учебных заведений. Либо ты действительно талант, либо знаешь кого-то на самом верху. - Он кривовато ухмыльнулся.

- Товарищ майор! - Дмитрий вытянулся по стойке "смирно". - Разрешите выйти в город сегодня вечером. Это мой первый день в Москве. Я знаю, что моя просьба звучит необычно, но я здесь родился, а потом пятнадцать лет провел в детском доме.

К его большому удивлению, офицер-администратор улыбнулся.

- Ничего необычного. Каждый курсант просит о том же в свой первый день в столице. - Он пожал плечами и кивнул. - Можете быть свободны до двадцати четырех ноль-ноль. По пути загляните в секретариат, получите официальную увольнительную. Кстати, можете одеться в гражданское - это одна из наших привилегий.

Майор снова кивнул и вышел.

В гражданское! Ничто в мире не в силах было помешать Дмитрию надеть свою новенькую форму. Он дорого бы отдал за то, чтобы его бывшие одноклассники и товарищи по детскому дому смогли увидеть его сейчас, щеголеватого молодого курсанта с эмблемой КГБ на фуражке, неспешным шагом прогуливающегося по улицам Москвы. Но еще больше он желал другого. У него даже сердце защемило при мысли о том, как здорово было бы, если бы его мог увидеть отец. Как бы он обрадовался, если в узнал, что его сын выжил и что, преодолев все препятствия, он тоже станет офицером государственной безопасности.

Мысли об отце не покидали Дмитрия на протяжении всего промозглого и сырого октябрьского вечера, пока он бродил по московским улицам. Он думал об отце, стоя на Красной площади и глядя на приземистое здание Верховного Совета, выглядывающее из-за кремлевской стены, а воображение рисовало ему, как такой же холодной ночью полковник Борис Морозов идет по коридорам самого главного правительственного здания, чтобы посовещаться с Берией, Кагановичем, может быть, даже с самим Сталиным! Должно быть, его сверкающий ЗИМ въезжал в Кремль через Спасские ворота, расположенные как раз напротив пряничных куполов храма Василия Блаженного, и полковник Морозов устало поднимал ладонь к лакированному козырьку фуражки, отвечая на почтительные приветствия мрачных охранников, вытягивающихся по стойке "смирно" при виде знакомого автомобиля.

Потом, несколько часов спустя, наверное, перед самым рассветом, машина Морозова выезжала из ворот Кремля, как это делали теперь современные шикарные лимузины с затемненными стеклами, и охранники из КГБ и милиция снова брали под козырек. "Когда-нибудь я тоже въеду в Кремль на черной "чайке", - подумал Дмитрий.