Братья

— На складе, — коротко ответил Аво, как учил его Рубен.

— Не лучший вариант. Работа скучная, без общения. Разговорный английский точно не разовьешь.

— Он может работать у нас, — проскрипела тетка из-за сейфа. — Твои сыновья никогда сюда не заглянут, как раньше бывало.

После слов старухи Валентина помолчала минутку, сделала знак Аво, чтобы тот наклонился поближе, и прошептала по-английски:

— Только не говори тете, но иногда я езжу в Голливуд. Там есть один бар, и я знакома с его хозяином. Стоит тебе показаться ему на глаза, и он сразу же даст тебе работу. Будешь у дверей…

— «Doors»? — спросил Аво, изобразив руками, будто играет на гитаре.

— Нет, я не имею в виду эту группу. Я в прямом смысле. Это называется «вышибала». Если понадобится, будешь проверять документы у молодежи, разнимать драки. Для такого верзилы, как ты, это не должно составить труда.

— Ну, не знаю, Валентина-джан. Я все же работаю на складе.

— Я перенесу время твоих занятий. А там ты будешь работать по пятницам, вечером. Раз в неделю. Зато хорошая языковая практика. Ну что, я договорюсь на пятницу к семи часам, о’кей?

Тетка поставила песика на сейф и стала вытирать ему лапы мокрой тряпкой. Аво почесал свою сросшуюся бровь пальцем и сказал по-английски:

— Благодарю вас!

За время разъездов на такси от Глендейла к бару в районе Голливуда и обратно Аво стал ощущать себя настоящим жителем Лос-Анджелеса. Он уже мог различать запахи разных районов — лимон и табак армянских кварталов, дорогая выпивка и духи в центре. Он представлял, как напишет об этом Мине, а она в ответ обязательно спросит, не забыл ли он еще запах дождя.

О запахе дождя тут и речи не было. Два дня в неделю (так в итоге договорились с хозяином) Аво работал, как говорится, до последнего клиента, в заведении под названием «Выстрел в желудок». Валентина описала далеко не весь спектр его обязанностей. Большую часть времени Аво приходилось драить нужники и раковины, вытирать блевотину, а затем стирать загаженные тряпки.

Так что пах он теперь вовсе не горным дождем, зато его разговорный язык существенно улучшился. Правда, хозяин бара, Лонгтин, бросивший пить несколько лет тому назад и сам обслуживающий посетителей, ценил Аво за другое — за умение молчать.

Иногда с Аво пытались заигрывать девушки, а то какая-нибудь напористая дама и прямо говорила, чего она от него хочет, — но Аво неизменно отвечал:

— У меня есть подружка, бро. Конечно, спасибо, но я занят, бро!

Тем временем люди на складе все ближе и ближе подбирались к профессору. «Ну сколько можно ждать приказа? — возмущался один из них. — Почему бы не сделать это прямо сейчас?» Приказ должен был поступить из Парижа или из Бейрута, из Мадрида или Москвы — смотря где в час «Х» будут находиться Акоп Акопян и Рубен, так что все, что им оставалось, — это ждать.

— Достал уже этот лос-анджелесский япошка! — воскликнул как-то один из шести заговорщиков. И все остальные были с ним полностью согласны.

У Аво вся эта тягомотина с затягиванием операции вызывала лишь скуку. Нужно было что-то делать с собой, чтобы ощутить душевный подъем. Те блаженные видения, которыми одарила его поначалу Америка, стали казаться ему сомнительными. А ценности, которые исповедовали люди на складе, оказались ложными. Ничто, даже болезненный турецкий вопрос, не стоило таких усилий. Аво устал торчать на берегу полуиссохшей речки в ожидании изменений мироустройства, устал мечтать о возможности воссоединения с Миной. Он устал от работы в «Выстреле», ему надоело вышвыривать на улицу пьяные тела. Ему надоело чувствовать себя в миллионе километров от Кировакана, от самого высокого здания в городе, где жила его любимая девушка.

Все чаще его мысли отрывались от склада и от кампуса Лос-Анджелесского университета, все чаще он думал о том, что напишет Мине и нарисует их совместное будущее.

Иногда ему чудилось, что в своих ответах Мина просит его рассказать всю правду о том, что на самом деле случилось с Тиграном. «Я знаю, что это сделал ты, — представлял он себе ее почерк. — Просто признайся мне, и я все тебе прощу. Признайся, и все вернется назад!»

Желая в это верить, он все равно продолжал лгать, лгать и лгать.

Шестеро на складе оживленно обсуждали, что они сделают с профессором, когда тот наконец окажется в их руках. В общине прошел слух, будто бы Акоп Акопян нашел человека, который умеет пытать турок теми же способами, при помощи которых их предки издевались над армянами. Говорили, что у этого человека имеется для этого даже особый инструментарий. Так вот что надо сделать с профессором — вырвать ему ногти, раздробить суставы на ногах или заставить маршировать по пустыне, пока он не потеряет сознание и не изжарится заживо на солнце.