Братья

Во время пика общественной разобщенности, когда казались вполне возможными либо гражданская война, либо введение чрезвычайного положения, я снова вернулся в Тусон. Джойс я нашел в доме, сложенном из саманного кирпича, с тремя высокими кактусами во дворе. Дело было в семьдесят четвертом. Она неплохо зарабатывала на жизнь как целитель. Увидев меня, она сказала: «О, да ты сам себя покалечил». Ну, понятно, ведь у меня тогда была незалеченная травма шеи. Однако это ее замечание настолько благотворно подействовало на меня, что я подошел к ней и нежно обнял. Джойс обложила мою шею разнокалиберными камнями — известняком и кварцем. Я знал, что она малость не в себе, но, как мне показалось, тогда она еще могла себя контролировать. Джойс заявила мне, что поднялась надо всем, и теперь ей ничего не нужно, кроме чистой правды. Кристально чистой. Университетский диплом придавал ее делу вид некоторой научности, но я прекрасно понимал, что никакой она не целитель. И тем не менее она впечатлила меня. Бывшая девушка моего брата показалась мне отчаянной и храброй, как человек, который построил колодец в несуществующем оазисе, оазисе-мираже, и все еще надеется качать из него воду. А кто я такой, чтобы судить ее, — я, который зарабатывал себе на жизнь постановочными боями? Получив травму, я больше не знал, какая роль отведена мне в этой пьесе. В тот год у меня было катастрофически мало денег, и я провел у Джойс семь месяцев. Она окуривала меня шалфеем, нежно целовала в шею и ни цента не взяла за проживание. Я был так ей признателен, что даже не возражал против ее измышлений по поводу смерти моего брата. И не сказал ей «нет», когда спустя три месяца она позвала меня в свою постель. Наоборот, я был ей благодарен.

Свадьбу мы сыграли дома. Из города приехал пастор, в гостиной собрались несколько приятелей Джойс, которые и выслушали наши брачные клятвы.

Так мы прожили около года, пытаясь делать вид, что лечим пациентов и исцеляем друг друга. Мы притворялись так хорошо, что даже забыли, что это всего лишь видимость. В конце концов дело дошло до того, что мы стали обсуждать эксгумацию останков моего брата, чтобы доказать степень нашей добросовестности. Может быть, я бы и продолжал в том же духе, используя свое недоверие к истине как успокоительное средство. Я мог бы вынуть из могилы кости брата и утверждать, что они не его. Но рестлинг оказался сильнее меня. На сеанс геотерапии к нам прибыл больной культурист, и я тотчас же нашел для себя новое занятие. Для начала я спросил этого громилу, интересовался ли он когда-нибудь профессиональным рестлингом. Я придумал ему имя — Микки Старр. На нем можно было заработать, но на мои звонки пока что отвечал только Джонни Трампет. С его помощью (я очень этим ему обязан) я оставил свою тихую жизнь вместе с Джойс в Тусоне. При помощи Трампета мне удалось ввести Микки в наш бизнес, и мы сделали реальные деньги, накрутив при этом немало миль.

Я никому не рассказывал о своих отношениях с Джойс, кроме Броубитера. Она — бывшая девушка моего брата — стала еще и моей бывшей женой. Уходя, я поклялся, что никогда не прощу себе, что был с ней, и не прощу, что оставил ее. Но… Стоило мне уйти, вера в мою новую роль стала расти, а попутно — и вера в мою страну. Из Терри Крилла я превратился в Энджела Хейра; президент Никсон в семьдесят четвертом пришел к своему бесславному концу, а война в семьдесят пятом — к своему; жизнь налаживалась, Америка снова стала опорой для меня.

Но, похоже, Броубитера не слишком тронула моя история, и вскоре мы с ним поссорились в Вайоминге. Я стал считать его циником, и, что бы он ни говорил, уже не могло изменить моего мнения. Я слишком устал, пока боролся за свою веру. Теперь я не хотел, чтобы она снова рассыпалась.

Десять минут прошли. Позади кто-то показался, и этот кто-то приближался к моей машине. Я вылез из грузовика и встал, скрестив руки на груди.

— Шен! — сказал я, узнав подошедшего мужчину.

Позади него стояли еще двое — коротко остриженные и в костюмах. Этих я видел впервые.

— Приятель, — начал Шен, — что ты делаешь в Глендейле?

— Я тебе уже говорил — приехал осмотреть и вакцинировать кошку.

Все трое заговорили по-армянски (мне подумалось, что я скоро сам на нем заговорю).

— А не далековато ли ехать ради одной кошки? — спросил Шен и постучал каблуком ботинка по диску колеса.

— Это арендованная машина, — ответил я, показывая на «рейнджер».

Все трое обвели взглядом мой дом на колесах, отметив ржавые болты.

— Ладно, давай попробуем еще раз, — сказал Шен. — Что тебе нужно от Мины? Я видел, что у нее повязка на руке. Ты что, хотел запугать ее или что?

— О господи, нет.

— Ты что, из полиции? Или работаешь на них?

— Я что, похож на копа? Или ты хочешь сказать, то, чем ты занимаешься в моей стране, требует внимания полиции?

— В моей стране… — повторил Шен. — Гм. Ну ладно. Вот смотри. Ты уже полчаса сидишь тут на заправке в машине. Ты только что соврал, что взял машину напрокат. Так что ты, наверное, понимаешь, что после этого говорить что-то о чьих-то делах в чьей-то стране…